Искусство русской беседы. Владимир Викторович НиколенкоЧитать онлайн книгу.
первое. Откровенный разговор князя Мышкина с Евгением Павловичем.
Мышкин сидит удрученный на скамейке. Евгений Павлович прохаживается перед Мышкиным с закинутыми за спину руками.
Евгений Павлович. Ну, да и в самом деле, согласитесь сами, можно ли выдержать… особенно зная всё, что у вас здесь ежечасно делается, в вашем доме, князь, и после ежедневных ваших посещений туда, несмотря на отказы…
Мышкин. Да, да, да, вы правы, я хотел видеть Аглаю Ивановну…
Евгений Павлович. Ах, милый князь, как могли вы тогда допустить… всё, что произошло? Конечно, конечно, всё это было для вас так неожиданно… Я согласен, что вы должны были потеряться и… не могли же вы остановить безумную девушку, это было не в ваших силах! Но ведь должны же вы были понять, до какой степени серьезно и сильно эта девушка… к вам относилась. Она не захотела делиться с другой, и вы… и вы могли покинуть и разбить такое сокровище!
Мышкин. Да, да, вы правы; да, я виноват, и знаете: ведь она одна, одна только Аглая смотрела на Настасью Филипповну… Остальные никто ведь так не смотрели.
Евгений Павлович. Да тем-то и возмутительно всё это, что тут и серьезного не было ничего! Простите меня, князь, но… я… я думал об этом, князь; я много передумал; я знаю всё, что происходило прежде, я знаю всё, что было полгода назад, всё, и – всё это было несерьезно! Всё это было одно только головное увлечение, картина, фантазия, дым, и только одна испуганная ревность совершенно неопытной девушки могла принять это за что-то серьезное!..
Евгений Павлович несколько минут собирался с мыслями.
Евгений Павлович. С самого начала, началось у вас ложью; что ложью началось, то ложью и должно было кончиться; это закон природы. Я не согласен, и даже в негодовании, когда вас, – ну там кто-нибудь, – называют идиотом; вы слишком умны для такого названия; но вы и настолько странны, чтобы не быть, как все люди, согласитесь сами. Я решил, что фундамент всего происшедшего составился, во-первых, из вашей, так сказать, врожденной неопытности, заметьте, князь, это слово: „врожденной“, потом из необычайного вашего простодушия; далее, из феноменального отсутствия чувства меры, в чем вы несколько раз уже сознавались сами, – и, наконец, из огромной, наплывной массы головных убеждений, которые вы, со всею необычайною честностью вашею, принимаете до сих пор за убеждения истинные, природные и непосредственные! Согласитесь сами, князь, что в ваши отношения к Настасье Филипповне с самого начала легло нечто условно-демократическое, я выражаюсь для краткости, так сказать, обаяние «женского вопроса», чтобы выразиться еще короче. Я ведь в точности знаю всю эту странную скандальную сцену, происшедшую у Настасьи Филипповны, когда Рогожин принес свои деньги. Хотите, я разберу вам вас самих как по пальцам, покажу вам вас же самого как в зеркале, до такой точности я знаю, в чем было дело и почему оно так обернулось! Вы, юноша, жаждали в Швейцарии родины, стремились в Россию, как в страну неведомую, но обетованную; прочли много книг о России, книг, может быть, превосходных, но для вас вредных; явились с первым пылом жажды деятельности, так сказать, набросились