Непобедимая буря. Татьяна Алексеевна КоршуноваЧитать онлайн книгу.
Ивановны, надломил хлеб на блюдце. Взгляд хозяйки прирос к его правой руке с золотой печаткой на мизинце. «На безымянном пальце кольца нет. Как и на левой руке…»
– Так вы, говорите, четыре года путешествовали, – она разбила в зелёном бульоне ком сметаны серебряной ложкой. – На что же вы жили в Европе?
– Я распродал земли – свою часть наследства.
– А как же вы намеревались существовать, когда вернётесь, не имея дохода с земли?
– Я не собирался возвращаться.
– Почему же вернулись?
– Разочаровался.
Прасковья Даниловна покачала головой вправо-влево, вправо-влево… Агриппина Ивановна повела густой бровью, держа нож в правой руке, вилку в левой:
– И что же – теперь, когда у вас ни копейки? На доходы брата рассчитываете? Или разъезжаете по гостям в поисках богатой невесты?
– Деньги у меня есть. Я не имею страсти к расточительству.
– А по вашему английскому платью – так и не ска-ажешь, – пропела Прасковья Даниловна.
– Одежда не всё говорит о человеке, – и правой рукой с печаткой на мизинце Василий разрезал филей на кусочки – и поменял нож на вилку. Как привык в обществе английских литераторов.
Агриппина Ивановна перестала жевать. Наблюдала.
– В этом я с вами согласна, – она промокнула полные губы салфеткой. – Судить по одной наружности немудро.
– По мне, так судить и вовсе не мудро.
– Вот и не судите! – она ткнула пальцем через стол. – Это грех!
– Василий – как наш папенька покойный, – улыбнулся Дмитрий. – Тот тоже лишних растрат не любил.
– Но накопительство – это грех! – ахнула Агриппина Ивановна.
– На скопленные деньги отец построил часовню при въезде в наши земли с большой дороги, – Василий выстрелил в неё тёмными, как пушечные ядра, глазами.
– Ну и что? Всё равно – это грех стяжательства. О том у Апостола Павла говорится.
***
Братья поднялись в коляску, уселись на чёрное бархатное сиденье. Вечерний воздух посвежел. Солнце рисовалось за берёзовой рощей красным чётким кругом, тускло-огненная заря оттеняла силуэты облаков.
– Федот, откинь верх! – приказал Василий кучеру.
– Не пошёл бы дождь, – Дмитрий поднял ресницы к небу. Почти как поэт.
– Пусть.
Без крыши запахло распылённой влагой и заснувшими тюльпанами.
Скрипнули оглобли.
Над чёрными цилиндрами проплыла арка усадебных ворот.
– Ну, как тебе моя Мария? – цветущий маком Дмитрий заглянул в меланхоличное лицо брата.
– Мария красива. Но уж слишком послушна. Как её маменька. Впрочем…
– Это плохо?
– Для тебя, может быть, и неплохо… Смотря кого она будет слушаться. Я б сказал тебе, братец, – Василий пожал ему руку, – если ты так любишь свою Марию, лучше тебе жить с нею подальше отсюда!
– Почему?
– Додумайся сам. Говорить не буду. «Судить – это грех!»
– Уф-ф… Ну, а которая