Критика жизни человека. Рассказы Вельзевула своему внуку. Георгий ГурджиевЧитать онлайн книгу.
может действительно получиться так, потому что на русском разговорном языке нельзя выразить всяких, как говорится, «тонкостей» разных философских вопросов, каких вопросов я намереваюсь в последующих моих писаниях коснуться тоже не мало, а на армянском – это хотя и возможно, но зато, к несчастью всех армян, разбираться на нем о современных понятиях уже стало теперь совершенно немыслимым.
Исключительно для того только, чтобы облегчить в себе горечь внутренней обиды от этого, скажу, что в моей ранней молодости, когда я впервые стал интересоваться и очень увлекался филологическими вопросами, я полюбил этот армянский разговорный язык больше всех других, на которых я тогда говорил, даже больше моего родного языка.
Этот язык мне тогда очень нравился главным образом потому, что он был своеобразен и ничем не походил на другие, как соседних народностей, так и родственные ему языки.
Всякие его, как говорят ученые филологи, «тональности» были свойственны ему одному и, по моему даже тогдашнему разумению, он в идеале отвечал психике людей, принадлежавших к этой нации.
А за какие-нибудь тридцать – сорок лет на моих глазах этот язык изменился так, что в настоящее время вместо самостоятельного самородного, из глубокой древности до нас дошедшего языка, получился и существует, хотя тоже самостоятельный и своеобразный разговорный язык, но уже представляющий из себя, как можно было бы назвать, – «клоунского-жанра-попурри-из-языков», совокупность созвучаний которого, при восприятии слухом человека более или менее понимающего и сознательно слушающего, отзывается только как «созвучания» турецких, персидских, французских, курдских, русских слов и еще каких-то совершенно «неудобоваримых» членораздельных звуков.
То же самое почти можно сказать относительно моего родного разговорного языка, – греческого, на котором я говорил в детстве и, как можно было бы сказать, «вкус-ассоциативно-автоматической-мочи», которого и по настоящее время сохранился во мне. На нем пожалуй я мог бы теперь выразить все, что хочу, но применять его для писания не имею возможности вследствие той простой и довольно-таки комической причины, что ведь надо же, чтобы кто-нибудь переписывал мои писания и переводил на другие требующиеся языки. А кто может это делать?
С уверенностью можно сказать, что даже самый хороший знаток современного греческого языка не поймет решительно ничего из того, что я буду писать на моем, усвоенном мною с детства, родном языке, потому что мои дорогие «однорассольники», увлекаясь и желая, во что бы то ни стало, и своим разговорным языком тоже походить на представителей современной цивилизации, за эти же тридцать – сорок лет с этим дорогим мне разговорным языком проделали то же самое, что и со своим армяне, желавшие походить на русских интеллигентов.
Тот греческий разговорный язык, дух и сущность которого передались мне по наследству, и тот, на котором теперь говорят современные