Тигровый, черный, золотой. Елена МихалковаЧитать онлайн книгу.
могу сказать. – Ясинский покачал головой. – Поездка в Амстердам нужна в том числе для того, чтобы мы могли ориентироваться по рынку европейских цен. Я вас умоляю, сделайте все возможное, чтобы найти полотна. Если вопрос в средствах…
Он вскочил с таким видом, будто собирался выдать частному сыщику пачку наличных. Илюшин не удивился бы, если бы так и случилось. Макар заверил, что вопрос не в деньгах и они с напарником сделают все, что только в их силах.
– Расскажите, Адам Брониславович, о тех, кто участвовал в прошедшей выставке…
От Ясинского Илюшин уходил недовольный. Он не узнал стоимости картин. Ничего не выяснил об отношениях внутри союза. Макар попытался нажать на Ясинского в попытке обозначить ценник «Барса» и «Тигров» хотя бы на российском рынке, но Адам Брониславович оказался увертлив, как угорь. «Я не искусствовед, мой дорогой, поймите, я организатор! Моя работа, по сути, техническая. Обеспечение нормального функционирования всех моих подопечных, возможность им выставляться и не думать о том, где искать площадку, как ее оплачивать… Я могу помочь только одним: у меня есть знакомый искусствовед, прекраснейший человек, профессионал высочайшего класса. Дьячков Родион Натанович. Вот его телефон. Позвоните, скажите, что вы от меня. Надеюсь, он сумеет для вас что-нибудь прояснить!»
Илюшин записал имена художников, которые выставлялись вместе с Бурмистровым. Ясинский пообещал обзвонить их и предупредить о визите частного сыщика.
Сергею Бабкину нечасто доводилось бывать в музеях. Правда, время от времени Маша вытаскивала его на большие выставки, твердя, что непременно нужно увидеть Серова или прерафаэлитов… Сергей ходил, но удовольствие получал не от созерцания картин, а от компании жены. Больше всего в культпоходе ему нравилось в завершение программы ритуально выпивать с ней в музейном кафетерии чашку кофе, к которому прилагалось свежее пирожное… Допустим, эклер. С эклером мероприятие обретало какой-то смысл.
Музей провинциального искусства оправдал его худшие ожидания.
Во-первых, охранная система была липовая. Да, щурили красные глазки камеры по углам залов, но все это было чистой воды бутафорией. Запись велась только с двух точек: над главным входом и над запасным, через который и были вынесены полотна. Однако во всеобщем бардаке запись в ночь кражи с главного входа исчезла.
Во-вторых, в хранилище, куда развесчики приносили после выставки все картины и упаковывали для отправки художникам, вела хлипкая дверь с навесным замочком. Дверь можно было выбить с одного удара, что, собственно, и проделал преступник. Теперь висела она, стыдливо прислоненная к стене, на одной петле. А приспособить обратно, по словам сотрудников, ее никто не мог, потому что – и это был третий неприятный сюрприз – охранник исчез.
– Тот самый, который работал в ночь кражи? – хмуро спросил Бабкин.
Пожилая женщина, сотрудница музея, сопровождавшая его, держалась в некотором отдалении. Вид у нее был такой, словно она ждала, что он вот-вот