Петля. Том 2. Инга Александровна МогилевскаяЧитать онлайн книгу.
слишком далёкого от него мальчика одну простую мысль, если они и дальше продолжат разговаривать так – не глядя друг другу в глаза.
Он встаёт, подходит к бесенку, опускается перед ним на корточки, ласково накрывает его сцепленные в крепкий замок ладони своими.
– Рамин, послушай…
Бесёнок неохотно поднимает голову. Его черные зрачки сливаются со столь же темной радужкой и тонут в красной густой сети приступивших капилляров. Где-то, когда-то он уже видел точно такой же непроницаемый, неприступный, обращённый внутрь взгляд, точно такой же разрез глаз и форму бровей… точно такое же окаменевшее выражение на лице. И, наверное, как и тогда, будет непросто пробиться, достучаться, объяснить… А если понадобиться, даже выпотрошить перед ним душу… В пределах разумного, конечно, и тут важно не сболтнуть лишнего. Но он все равно попробует.
– Рамин, вы для меня вовсе не кошмарный сон. Вы самое лучшее, что со мной случилось. Вы то, на что я даже не смел надеяться. Сегодня, когда я увидел вас на пороге своего дома, я словно вновь обрел смысл жизни… Знаю, это звучит пафосно… Но поверь, если бы не вы, я… Я не знаю, что бы я делал…
– Зато я знаю, что бы ты делал. Заявившись сюда, мы оторвали тебя именно от того самого «важного занятия».
Тем же блеклым и ровным тоном, но до чего же хлестко это прозвучало. Наверное потому, что он просто оказался не готов получить в момент своего подлинного откровения от -… боже! …– от ещё ничего не смыслящего в жизни ребенка подобную увесистую словесную оплеуху. Но он ведь не собирается оспаривать ее заслуженность? Нет. Он признает. Признает, черт возьми!
– Хочешь, что бы я вернулся к этому занятию? – спрашивает он, едва сдерживая в хрупкой скорлупе простого вопроса и стыд, и обиду, и злость, и омерзение, и покорное самоуничижение, и много, что ещё. Нет только сарказма. По крайней мере с его стороны. Он действительно предъявляет свою недостойную, позорную, скотскую слабость на суд того, кто в силу возраста, в силу своей наивной и невинной чистоты просто не способен понять и помиловать, на суд того, кто не может не быть справедливо жесток.
– Мне-то какое дело? – безразлично пожимает плечами мальчик, отвергая предложенную ему роль судьи, – Чего хочешь ты?
– Чего я хочу?! – Тито набирает в грудь воздух, – Бесёнок, я хочу, чтобы твой брат выздоровел. Хочу видеть, как ему становится лучше. Хочу знать, что у него все налаживается. Хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь хотя бы одному ребенку в этом мире. Или… – он чуть крепче сжимает ладони бесенка, – Или, может, двоим?
Зря он это сказал. Резко и порывисто бесёнок вырывается, вскакивает на ноги и замирает в метре от него, косясь сверху вниз, ни слова не произнося, но выражая всем своим видом «мне твоя помощь не нужна». Нечаянно задетая гордость. Где-то, когда-то, он уже знал такую ранимую, но неодолимую гордость. Можно было догадаться: всё-таки в мальчике ее кровь, и избежать столь досадного промаха.
– Не бери на себя слишком много, – цедит Рамин, – Лекарства для брата – вот единственное, что