Собрание сочинений. Том 3. Александр Станиславович МалиновскийЧитать онлайн книгу.
под номером восемнадцать. Смотрит на улицу своими пятью окнами. Рядом, через дорогу, наискосок – Троицкий храм. Он возвышается величаво огромным сказочным шлемом древнего русича. Захожу в дом, здороваюсь. Нынешний хозяин его, старик Николай Андреевич Бокарёв, приветливо подаёт руку. Мы не знакомы, но, когда называю своего деда и отца, принимает как своего. В деревне так: вместо визитной карточки достаточно назвать имя твоего деда либо кого-то из родственников постарше тебя.
Дом крепкий, деревянный. Внутри разделён на две половины. Правая несколько больше – в три окна, левая – в два. В этой, левой, и жил художник. В правой – его брат Афанасий Николаевич. Светло. Солнечно. На стене фотографии. На одной – хозяин. Охотно говорит о Журавлёве. Но знает всё через третьи руки. Сменились несколько хозяев и ничего ни в комнате, ни на «подловке», ни в подвалах из личных вещей Журавлёвых нет.
– А откуда, – спрашиваю, – знаете, кто где жил?
– Дак старик Корнев говорил, он его помнит.
Удивительное дело происходит, когда собираешь материал в сёлах. Можно годами искать и не находить желаемое, а можно, споткнувшись о неожиданную фразу, сразу оказаться счастливчиком…
Далее я уже не мог быть спокойным. Попрощавшись, в сопровождении сына Бокарёвых шёл вдоль домов всё по той же Самарской улице. И, наконец, вот он, дом Корнева.
В гостях у старика Корнева
Это второй после моего деда Ивана Дмитриевича Рябцева человек, который видел, общался с Григорием Журавлёвым, и с которым мне довелось не спеша поговорить. Всю нашу беседу (она длилась около часа) я записал на магнитофонную плёнку и сейчас попытаюсь в этой главке дать основное. Это, может быть, несколько непоследовательно, так как я сохранил разговор без особой обработки. Если же читатель захочет послушать и голос рассказчика, и всё, что не попало в эту главку, то плёнка хранится в моём домашнем архиве, среди самых дорогих для меня вещей.
Завораживает голос неутомлённого жизнью девяностолетнего старика. Кстати, он не заметил и не понял, что я включил магнитофон. Потом мы вместе послушали запись. Она ему понравилась.
У меня была с собой фотография обоих Журавлёвых: Григория и его брата Афанасия. Афанасий сидит на стуле, Григорий стоит рядом, на своих култышках-ногах. Тёмная его рубашка достаёт почти до пола. Сидящему своему брату Григорий, стоя, достаёт головой едва до переносицы. От фигуры художника, его взгляда исходит такое ощущение физической мощи и воли, что сразу вспоминаешь богатырский облик храма Святой Троицы и удивляешься их похожести.
Я молча показал фотографию Николаю Фёдоровичу. Он с ходу назвал обоих по имени-отчеству.
– Он лёгонький был, маленький. Его принесут мужики в церковь, он сидит и зорко на всех посматривает.
– А сколько вам было лет, когда Григорий помер?
– Я с тысяча девятьсот первого года, вот, считай. Он умер в тысяча девятьсот шестнадцатом. Похоронили его около церкви в ограде. Там могила была. В ней уже были похоронены двое: церковный староста Ион Тимофеевич