История одиночества. Дэвид ВинсентЧитать онлайн книгу.
извращающие человеческие отношения и угрожающие физическому здоровью. Главной ареной духовного и телесного оздоровления была природа в той ее нетронутой форме, какую предоставляли Британские острова. Благодаря росту международных транспортных систем начиная с середины XIX века стало возможным посещение – личное или же посредством чтения литературы о путешествиях – поистине диких ландшафтов. Желаннее всего была неопосредованная связь не между одним человеком и другим, а между одиноким путником или путешественником и неким проявлением изначального Божьего творения. Такой уход от городского общества будет рассмотрен во второй главе, посвященной главным образом прогулкам в XIX веке, затем в пятой, где речь пойдет о поездках за город в XX веке, и, наконец, в шестой, где будет исследована все больше утрачивающая свое значение практика противостояния экстремальным природным условиям.
Вторая функция отшельнического поведения – патология модерна. Не считающаяся ни с какими правилами погоня за материальными удовольствиями и индивидуальным удовлетворением все больше угрожала здоровому общению. Тяжелые формы физической или психологической болезненности служили непосредственным, измеряемым показателем неуправляемых противоречий межличностных отношений. В течение периода, охватываемого этим исследованием, проблемы срастались одна с другой вокруг зарождающегося понятия одиночества (loneliness). До современной эпохи этот термин редко использовался в отрыве от эмоционального уединения (solitude) в более широком смысле. Мильтон в своей брошюре о разводе (1643) утверждал, что брак является прежде всего «средством от одиночества» и существует для того, чтобы обеспечить «приятную и жизнерадостную беседу мужчины с женщиной, утешить и восстановить его от зла одинокой жизни»[88]. В XVIII веке слово «одинокий» (lonely) относилось к состоянию или, чаще, месту уединения. Оно стало все чаще встречаться в творчестве поэтов-романтиков – как обозначение отчетливо негативной эмоции[89]. Безрадостные скитания Чайльд-Гарольда приводят его в Альпы – в «Природы грандиозные соборы; / Гигантский пик – как в небе снежный скальп; / И, как на трон, воссев на эти горы, / Блистает Вечность, устрашая взоры»[90]. Однако в Лемане «человек… слишком ощутим», и он возобновляет поиски более полного одиночества: «Скорей же в горы, к высям ледяным, / К тем мыслям, к тем возвышенным отрадам, / Которым чужд я стал, живя с двуногим стадом»[91].
В XIX веке термин «одиночество» вошел в широкое употребление, хотя изначально это понятие относилось к области патологического уединения, о котором рассуждали сменявшие друг друга медицинские авторитеты и прочие авторы[92]. У Чарльза Диккенса в рождественском рассказе 1840 года глухой старик в праздничный день встречается с рассказчиком, который пытается вытащить его из меланхолической изоляции, описываемой в рассказе не как одиночество, а как состояние «уединения»
Оксфордский словарь английского языка. См. также обсуждение в:
Песнь III, строфа LXII, строки 590–594. [
Песнь III, строфа LXVIII, строки 648–651. [Там же. С. 226.]
О распространении этого термина, почти неизвестного в XVIII веке, см.: