За столбами Мелькарта. Александр НемировскийЧитать онлайн книгу.
отдать свою дочь в храм. Ты просто не хотел, чтобы она стала женой Ганнона.
Миркан опустил голову. «Да, я не предупредил Магарбала, – думал он, – и в этом я виноват. Дочь я обманул, чтобы ей легче было уйти из дому и забыть Ганнона. Конечно, я мог бы заменить на алтаре Танит Шеломбала молодым рабом или сыном какого-нибудь бедного землепашца. Голод и нужда заставляют их продавать своих детей. Но тогда я должен был бы отдать Синту в жены Ганнону. Как я был предусмотрителен, когда не хотел породниться с Магонидами! Теперь, после Гимеры, пришел конец могуществу этого рода. Иметь дочь жрицей Танит для меня выгоднее и почетнее. Но что делать теперь? Не потребует ли обманутый Магарбал в жертву Танит сына?»
«Во всем виноват Ганнон! Он, Магарбал, могущественнее всех жрецов Карфагена, а этот отпрыск Магонидов осмелился посягнуть на его авторитет! Он забыл, что теперь не времена царя Малха, распинавшего жрецов на кресте, как беглых рабов[33]. Что же теперь делать? Надо сначала вернуть Синту. А Ганнон сам явится за ней. Синта будет приманкой, как ягненок при охоте на льва».
Магарбал перевел свой взгляд на Стратона.
– Иди в гавань, – приказал он. – Скажи Ганнону, что я тебя назначил жрецом нового храма за Столбами Мелькарта. Выследи Синту!
Как только Стратон и Миркан скрылись из виду, верховный жрец в исступлении поднял вверх иссохшие костлявые кулаки, и из его груди вырвался вопль. В нем соединились ярость и бессилие.
– Разруби его мечом, о Танит! – кричал жрец. – Сожги его огнем! Размели пепел мельничными жерновами и разбросай по ветру!
У горшечных ворот
Множество повозок, запряженных осликами, и просто пешеходов с сумами за плечами стремились в этот день попасть в город через Горшечные ворота. Это будущие колонисты, их близкие и просто любопытные. Это жители предместий и окрестных деревень, мужчины, женщины и дети. К Мисдессу, лавка которого была почти у самых ворот, без конца прибегали соседи и незнакомые люди, откуда-то узнавшие его имя. Каждый из них приносил какую-нибудь вещь и, ставя ее перед горшечником, говорил:
– Возьми, Мисдесс! Ты остаешься здесь! Возьми! Тебе это пригодится!
Вскоре низенькой лавки Мисдесса почти не было видно из-за груды столов, детских люлек, колес, умывальников, переносных жаровен, светильников. Вещи эти были совсем хорошие, и достались они своим хозяевам с таким трудом! Они были свидетелями рождения и смерти, горя и радости, смеха и слез. А теперь их бросали, как казалось Мисдессу, без всякого сожаления.
Этого Мисдесс никак не мог понять. Как он оставит свой дом, свою маленькую мастерскую, бедное кладбище за Магарой, где под пирамидками из белого камня вечным сном покоятся его благочестивые родители, люди, подарившие ему жизнь? Как он покинет этот город, где ему знаком каждый камень, каждая выбоина на мостовой? Что он будет делать, если проснется и не увидит перед собой этих белых стен, этих квадратных башен? При одной мысли об этом Мисдессу делалось страшно. Он чувствовал
Карфагенский царь Малх (VI век до н. э.) жестоко расправился со жрецами, составившими против него заговор.