Память дерева. Тина ВаллесЧитать онлайн книгу.
неподходящий момент. И как мне хотелось отыскать вчерашних муравьев, чтобы узнать, добрались ли они до муравейника.
Папа остановился и пригладил двумя пальцами брови. Потом поглядел на меня, и мы вместе приступили к поиску муравьев.
Когда они нашлись, он усадил одного из них себе на ладонь, и мы присели на каменную скамью возле одного из еще не открывшихся магазинов.
– Человек может быть и стрекозой, и муравьем, Жан. Сейчас тебе пора быть муравьем, чтобы приготовиться к зиме. А дедушка, тот может петь сколько угодно: его зима уже прошла.
Все это было мне не особенно ясно, но по глазам отца я понял, что он не готов отвечать на вопросы, и решил не настаивать.
Ответы иногда приходят сами, неспешными рядами, как крошки хлеба на муравьиных спинках, или летят на крыльях ветра, как пение стрекоз.
Про самолеты
В тот вечер я почистил зубы и с некоторым опасением готовился слушать новую басню. Тут я услышал, как папа тяжело вздохнул прямо перед тем, как войти в мою комнату:
– Жан, ты все еще думаешь про стрекоз и муравьев? Хочешь еще о них поговорить?
– Нет. Я хочу сказку про самолеты, такую, чтобы развеяла все мысли.
– Мне тоже очень не хватает такой сказки!
Он даже подпрыгнул от нетерпения и сел со мной рядом; эту историю он не вычитал из книги, мы сочинили ее вдвоем, как раз такую, какую хотели. В ней было полным-полно полетов и солнечных дней, и такой конец, что хотелось унестись в синее небо.
Бывают такие дни, когда нужны сказки про самолеты, которые позволяют нам полетать, не спускаясь с небес на землю.
Дедушкина зима
Мне приснилось, что дедушка взгромоздился на растущую на участке в Вилаверде смоковницу и все пел и пел, а мои родители, бабушка и я рядком собирали с земли хлебные крошки и складывали их в корзину. Было очень жарко, и солнце пекло вовсю. И вдруг, ни с того ни с сего, пришла зима, и дедушка остался в поле один и замерз. А мы были уже дома, в квартале Сант-Антони, и ели хлебный мякиш. Из окна я видел, как дедушка дрожит от холода, сидя на смоковнице в Вилаверде, а папа говорил: «Его зима уже прошла». Бабушка жаловалась, что ей тоскливо без дедушкиных песен, я пытался вынести ему покушать, а мама хотела одеть его потеплее. Но папа нам не позволял и говорил, что нет, не надо, что дедушкина зима уже прошла, и заставлял нас доедать все до последней ложки и запахивал шторы, чтобы мы не видели дедушку, сидящего на смоковнице. Тогда бабушка сказала, а ну-ка помолчите, и, через силу глотая свой ужин, мы услышали, как дедушка поет, и у нас разыгрался аппетит.
Мама внутри газеты
– У тебя молоко остынет, засоня.
Пока я завтракал, мама пила кофе и читала газету. Папа ушел на работу пораньше, а дедушка с бабушкой все еще были у себя в комнате. Одеваясь, я слышал, как они разговаривают, но мама сказала, чтобы я их не беспокоил.
– Правда, здо́рово, что бабушка и дедушка к нам переехали?
Она процедила это сквозь зубы, и вышло так невнятно, будто рот у нее куда-то исчез. Я вопросительно посмотрел на маму, но глаз ее не нашел, она спрятала их в газете и не давала в них заглянуть.
Тогда