Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия. Аарон Т. БекЧитать онлайн книгу.
того, что происходит в голове других людей, в некоторой степени является адаптивным механизмом. Если мы не в состоянии с достаточной достоверностью оценить, как к нам относятся другие люди и какие у них относительно нас намерения, мы оказываемся в постоянно уязвимой позиции, слепо блуждая (и спотыкаясь) по жизни. Некоторые авторы отметили недостаток этих способностей у детей-аутистов, которые не обращают внимания на мысли и чувства других людей[8]. В отличие от этого, чувствительность Роба в межличностных отношениях и его стремление прочитать чужие мысли оказывались чрезмерными и искаженными. Спроецированный социальный образ стал для него реальностью и без каких-либо тому доказательств. Он уверовал, будто знает, что я думаю о нем, и приписал мне наличие уничижительных мыслей о нем, что воспламенило его еще сильнее. Он чувствовал позывы, необходимость как-то ответить и отомстить мне, потому что, согласно его логике, я унизил его. Я был Врагом[9].
Эгоцентричный подход к наблюдению за происходящими вокруг событиями с целью выяснить их значимость, как продемонстрировал Роб, прослеживается и в животном мире и, вероятно, встроен в нас на генном уровне. Самозащита, как и продвижение самого себя во всех смыслах, критически важна для выживания; оба эти проявления помогают нам распознавать проступки и предпринимать соответствующие защитные действия. Кроме того, без такого рода вложений в себя мы не искали бы таких удовольствий, которые получаем от интимных отношений, дружбы, ощущения причастности к какой-то общественной группе. Эгоцентричность – это проблема, когда она принимает преувеличенные и чрезмерные формы и не сбалансирована чертами, свойственными человеку как социальному существу: любовью, эмпатией, альтруизмом – способностями, которые, вероятно, тоже встроены в наш геном. Интересно, что лишь немногие задумываются, как эгоцентризм проявляется в нас самих, хотя мы все до ослепления поражаемся тому, как он выглядит в других людях.
Как только некий индивидуум, участвующий в обыденном споре, начинает чувствовать себя вовлеченным в драку, все его ощущения концентрируются на Враге. В некоторых случаях подобное узкое сосредоточение и мобилизация на агрессивный ответ может спасти жизнь; например, когда кто-то подвергается физическому нападению. Однако в большинстве случаев рефлексивный образ Врага вызывает деструктивную вражду как между отдельными людьми, так и между группами. Хотя эти индивидуумы или группы могут чувствовать себя свободными от каких-либо ограничений в своей агрессии, направленной на предполагаемого противника, на самом деле они приносят в жертву свою свободу выбора, отрекаются от своей разумной природы и становятся узниками примитивного, можно сказать первобытного? механизма мышления.
Каким образом дать людям возможность распознавать и контролировать этот автоматический механизм, чтобы они могли вести себя более разумно и этично по отношению друг к другу?
Структура
8
S. Baron-Cohcn,
9
Я использовал заглавные буквы в словах «Враг» и «Зло», потому что они имеют особое значение в контексте, в котором используются, – независимо от их метафизических или теологических значений. Моральное понятие «Зло» в форме прилагательного (а не существительного, как в теологических доктринах) отдельные индивидуумы и группы используют для описания других людей. Подобным образом они используют понятие «Враг» со всеми его уничижительными коннотациями. Оба слова – абстракции, выходящие за рамки реальных характеристик «другого» (еще одна абстракция, обозначающая однородную сущность – посторонних, «чужих», «чужаков») и навязывающие самую смертоносную, абсолютную, категорическую девальвацию «другого-чужака».
Несмотря на трансцендентальную природу, эти термины овеществляются, материализуются людьми и становятся «проверяемым» фактом, реальностью. Поведение объектов ненависти автоматически интерпретируются так, чтобы соответствовать имиджу – так подтверждается его действительность и истинность. Субъективный ответ – отвращение, или ненависть, или страх.
Ненавистник чувствует себя обязанным наказать или устранить ненавистных ему людей, отнесенных к данным категориям. Оба – сам ненавистник и ненавидимый индивидуум – становятся пленниками, узниками этого примитивного типа мышления.
Толпа линчевателей или вошедшие в воинственный раж солдаты не осознают, что, нападая на злобного Врага, в действительности нападают на другое человеческое существо, похожее на них. Как в случаях «Зла» и «Врага», представление о «других» («чужаках») сжимается в монолитную категорию, воспринимаемую реальной сущностью, а не абстрактным понятием.