Немой набат. 2018-2020. Анатолий СалуцкийЧитать онлайн книгу.
тут началось!
Как шутили думские аппаратчики – с учётом тогдашнего общественного скандала, – «матильдомер зашкаливал».
Виктор не подозревал о такой изысканной бюрократической волоките. Из правительства шли поправки, заставлявшие вспомнить Гоголя – «Дурь почище сна!». Они придавали законопроекту двусмысленность, оснащали его недомолвками, извращали изначальные смыслы. В аппарате Комитета пыхтели над новыми формулировками, чтобы обойти креативщиков с Красной Пресни, и звали на подмогу Донцова.
Виктор поначалу не схватывал сути этой странной игры: почему, зачем ясные строки законопроекта пытаются затуманить, размыть, выхолостить, сведя их к аморфной пропагандистской риторике? Но Пётр Демидович Простов, старейший комитетский аппаратчик, доброжелательный к стараниям Донцова, пояснил:
– Эх, Власыч! Не ухватываешь чиновного манёвра. У Белого дома одна задача: их умопомрачительства заранее невыполнимый закон рисуют! А наша задача с полными карманами уважухи учесть пригоршню их букв и запятых – без этого никак! даже обсуждать не дадут! – но так извернуться, чтобы уклончивые помехи нейтрализовать, чтоб не оставить щелей для коррупции.
Лескова почитай, на Пресне у нас теперь «кувырколлегия».
Простов, говоривший с лёгким захрипом, отчего его голос был узнаваем, издавна работал в Комитете и считался чуть ли не старейшим аппаратчиком в Думе. По возрасту его могли давно спровадить на пенсию, но кто-то побуждал кадровиков продлевать контракт. Пётр Демидович некогда был инструктором ЦК КПСС, и его, возможно, берегли как реликвию. Простов как-то сказал Донцову:
– В Думе, в Кремле начальство с виду одинаковое, а душу поскреби – у всех разная. Наверное, кто-то считает, что надо сохранять аппаратную преемственность. Я же чувствую, меня неспроста держат, с ведома. Хотя на верхах не кручусь, никого не знаю. От оно как…
Такие разговоры вели в неофициальной обстановке. Два дня в неделю – иногда и третий прихватывали – шли пленарные заседания и при нынешних строгостях пропускать их не полагалось. А когда ни пленарок, ни заседаний Комитета, депутаты встречались с нужными людьми. И общались, обсуждая «шум больших идей», как пел Гребенщиков. Это был невидимый для посторонних, но причудливый хоровод мнений, облегчавший человеческую притирку.
Случались и келейные сидения, иногда длившиеся допоздна, иной раз с гранёнышами, куда плескали «Хеннесси», – особенно при вязких, ожесточённых спорах с выразительными текстами и красноречивыми жестами. Эта умственная движуха была внутренней составляющей депутатской жизни, способствовала взаимопониманию, ибо самые жаркие дебаты вели в кабинетах, где собирались депутаты одного Комитета, но из разных фракций.
Здесь кучковались запутинцы и путиноборцы, патентованные прогрессисты и коммунисты-лайт. Эти градации рождались непосредственно в думской тусовке. А были ещё «делопуты» – полубездельники, «депутаны» – без гендерных различий, –