Рубин из короны Витовта. Николай ДмитриевЧитать онлайн книгу.
Эгера удивило то, что его не стали спрашивать, куда ехать. Наоборот, кучер поехал самым коротким путём. И вскоре возок остановился возле дверей Эгерова дома. Выбираясь следом за алхимиком из возка, человек кинул слугам:
– Развяжите!.. – и Эгер, на ходу растирая занемевшие руки, совершенно свободно зашёл в собственное жилище.
Там, не теряя времени, он заглянул в только ему известный тайничок и, вытянув оттуда кожаный мешочек, отдал его человеку:
– Вот, смотрите…
Человек сам развязал шнурок, высыпал на ладонь пяток красиво огранённых, игравших всеми цветами радуги камешков и заинтересованно взялся их рассматривать. Потом подошёл к окну, выбрал камень покрупнее и провёл по нему краем бриллианта, украшавшего его собственный перстень. Увидев глубокую царапину, сразу появившуюся на грани, человек как-то двусмысленно хмыкнул и удивлённо спросил:
– Это что же… стекло?
– Так, ваша милость, простое стекло, – с готовностью подтвердил Эгер.
– Значит, ты научился делать такие сам?.. Интересно. Очень интересно… – Человек задумался, а потом, отойдя от окна и ссыпав украшения назад в мешочек, остановился против алхимика. – И что же ты хочешь?
– Жить хочу, ваша милость… – вкладывая в эти слова всю свою надежду, проникновенно сказал Эгер.
– Значит, жить… – задумчиво повторил за ним человек и усмехнулся. – А тебе не кажется, Гебер, что для того, чтобы выйти живым из-под виселицы, обычных стекляшек маловато?
– Так, ваша милость, я понял!
Эгер рывком бросился к тайнику, куда-то глубоко засунул руку и, вытянув небольшой бархатный узелок, развернул его перед человеком.
– Вот… Это не я делал… Это настоящий…
Человек придвинулся ближе и от восхищения зацокал языком. В руке Эгер держал большой, лучисто-красный рубин, огранённый на все двадцать четыре грани…
На улицах Нюрнберга гремели барабаны. Под сенью красных знамён, украшенных свастикою, по Кинг-штрассе парадным шагом шла большая колонна. Сопровождавший её оркестр громко играл прусскую «Глорию», а стройные юноши, одетые в короткие штаны и белые гетры, демонстрируя солдатскую выдержку, маршировали в ногу.
Весна 1940-го года выдалась прохладной, и какой-то невзрачный парень зябко жался возле широко открытых дверей бывшего универмага Ионаса, откуда так и несло теплом. Действительно, в облике Теодора Гашке, узкоплечего, типичного книжного червя в очках, не было ничего воинственного. А вот в душе… И хотя именно сегодня ему как никогда повезло, сейчас больше всего он желал быть не просто наблюдателем яркого зрелища, а вместе с другими идти в колонне и слаженно гупать коваными каблуками по отшлифованным за столетие камням мостовой…
Колонна прошла, и, словно возвращаясь к повседневности, Гашке счастливо прижал к груди папку, которую держал в руках. И было за что… И поэтому, вышагивая и дальше не мостовой, а тротуаром, Теодор в очередной