Московский чудак. Москва под ударом. Андрей БелыйЧитать онлайн книгу.
в то время как клейкие красные губы приятно разъялися, и разговор перешел на парижские впечатления:
– Знаете что, – завертел Соломон Самуилович пальцем, – ведь с акциями на сибирское масло… пора бы…
– А что?
– Да барометр упал: к урагану.
– Не думаю…
– Знаю наверное.
И Соломон Самуилович быстро пустился доказывать мысль, что война – неизбежна.
– В Берлине имел разговор…
– С Ратенау?
– Ну да. И потом я показывал кое-кому из ученых механиков тот документик: ну знаете.
Клавиатура зубов фон Мандро проиграла:
– А, – да?
И он вкорчил свой дьявольский тонкий смешок:
– На одних нравах с Круппом.
И жест пригласительный вычертил длинной рукою (он был долгорукий).
3
Лизаша уселась опять за рояль, белый и звонкий; бежали по клавишам пальчики, – переговаривать с сердцем; заспорило сердце, забилось:
– Нет, нет!
Круглолицая, с узеньким носиком, с малым открытым роточком, с грудашкою, встала, пошла – узкотазая, бледная; и – небольшого росточка; неясное впечатление от Лизаши: невинность; глаза – полуцветки: они – изумруды; они – и агаты; посмотришь в глаза, они – сверком исходят.
Меж тем, говорила ужасные вещи; и – делала тоже ужасные вещи.
Она говорила подругам и Мите:
– Я люблю уродцев.
Еще говорила:
– Уродец мой, – я вас люблю.
И при этом глядела невинными глазками.
– Я не одна: нас ведь – много.
Лизаша жевала очищенный мел.
И ночами сидела в постели, калачиком ножки; и – думала:
– Как хорошо, хорошо, хорошо!
Поднималась в двенадцать; в гимназию – носу не высунешь; стала она домоседкой, хотя вечерами бывала в концертах, в театрах, живела средь пуфов, кокетничая с гимназистиками, отороченными голубым бледным кантом (гимназия Креймана). Все говорили про то, как какая-то тут атмосфера была, что Лизаша была с атмосферою: странная барышня!
Днями сидела и слушала время: за годом ударит по темени молотом год; это – время, кузнец, заклепает года.
Руками раздвинула кружево шторы и пальчиком пробовала леденелости; холодно там, неуютно: булыжники лобиками выкругляются четче – с пролеткою тартаракают; скроются: саночки будут под ними полозьями шаркать; уж день, одуванчик, который пушится из ночи, обдулся и сморщился: мерзленьким шариком; шарик подкидывать будут; и – нет.
А что – «нет»?
Нет, нет, нет: и – в гостиную.
Здесь расстоянились трио, дуэты, квартеты искусно составленных и переставленных кресел, с диванами или без них, вокруг столиков (или – без них), преизысканно строивших строй из бесстроицы мебелей, не заполняющей холод пространств сине-серого плюша – ковра, от которого всюду (меж кресел, диванов, экранов, зеркал) подымалися: этажерочки, столбики, горки фарфоров, раскрашенных тонкою росписью серо-сиреневых, лилово-розовых колеров, позы фигурочек.
Кошка