Тайна записной книжки Доры Маар. Дневник любовницы Пабло Пикассо. Брижит БенкенмунЧитать онлайн книгу.
отрекаясь от себя. И вот я тоже оказалась в этом ряду…
Должно быть, она начала заполнять свою книжку в январе 1951-го. В Париже дул ледяной северный ветер. В канун Нового года выпал снег. В квартире на улице Савой было очень холодно, тем более что она имела обыкновение экономить уголь. Перед письменным прибором на столе красного дерева она достала одну из перьевых ручек, что подарил Пикассо. За шесть лет ничего не изменилось: она спала на кровати в стиле ампир, на которой они любили друг друга, и жила в окружении его подарков, картин, скульптуры и мелких безделиц, которыми были забиты ящики ее шкафов. Стены она капитально не перекрашивала: было бы кощунством закрасить насекомых, которых, забавляясь, мастер рисовал в трещинах стен.
Я представляла, как одна за другой она прилежно заполняла крошечные странички. Начала с буквы «А», затем выводила имена на букву «Б». Но вдруг перестала строго придерживаться алфавита. Должно быть, она делала так, пытаясь разобраться: друзья, которые предали, не заслуживали больше ни строчки. Иногда она колебалась: к чему все это? И некоторые имена сохраняла, как хранят фотографию или сувенир. Самым сложным было отказаться от имен умерших, которые, должно быть, напоминали призраков из старых справочников. Удалив эти имена, она словно заново их похоронила…
Эта книжка – слепок ее мира 1951 года: страты друзей и знакомств, накопленные за долгие годы, и среди них, конечно, несколько новых. Но кто на самом деле что-то значил в этом списке? Кто ей звонил? Какие номера она набирала сама? Если бы кто-то сегодня нашел наши контакты на смартфоне, он бы узнал, кому мы отдаем предпочтение, восстановил бы историю наших звонков, прочел наши смс и переписку по электронной почте, прослушал голосовые сообщения. Он бы узнал о нашей жизни все…
Ее жизнь осталась немой, как могила. Тем не менее записная книжка могла бы рассказать о нежных руках с всегда ухоженными ногтями, которые опускали ее в сумку или доставали оттуда, с самого дна. Благодаря книжке можно определить ее настоящих друзей. Она помнит разговоры, признания, смех, споры или слезы, единственным свидетелем которых была. Как и моменты одиночества, когда спутниками хозяйки оставались лишь кот и закрытая записная книжка.
Гостиная в квартире на улице Савой стала ее мастерской. Дора запиралась там на целые дни и даже недели. «Мне нужно удалиться в пустыню, – сказала она другу. – Я хочу создать ауру тайны вокруг моих работ. Вызвать у людей желание их видеть. Я все еще слишком известна как любовница Пикассо, чтобы меня всерьез воспринимали как художницу» [43]. Она догадывалась, что ей следовало создать себя заново, заставить всех забыть «Плачущую женщину», написать другую историю своей жизни.
Но ей приходилось уединяться и тогда, когда она больше не выносила ни саму себя, ни то, что писала. Когда ей становились невыносимы как изоляция от других людей, так и эти другие люди. Когда она была не готова выглядеть некрасивой, с осунувшимся лицом и заплывшими глазами. Она ведь была такой гордой.
Я вижу, как она переворачивала
Лорд Дж. Пикассо и Дора. Изд-во «Сегье», 2000. James Lord, Picasso et Dora, Séguier, 2000*.