Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам. З. Д. АваловЧитать онлайн книгу.
меня одна старая крестьянка, особенно напиравшая на эти «печати» и «золотые эполеты», за которые их вот «небось расстреляют». Заключение это представлялось ей совершенно неизбежным: как же, ведь кадеты, корниловцы, объяснял кто-то рядом. Как не сказать: святая простота! Но от такой святости да упасет Господь каждого из нас.
Мы попали в один из местных фокусов Гражданской войны или порождаемых ею случайных бесчинств: все вольные, прибывающие с севера, считались здесь подозрительными по «корниловщине».
Пришли обыскивать наш поезд: молодые люди, одни с претензией на лихость, другие с виноватым выражением простецких лиц; вместе с ними военные команды со следами недавней еще дисциплины. Были среди нас люди весьма имущие, имевшие при себе много ценных и ненужных вещей: они трепетали, ожидая, что отнимут все «до последнего платка» (такие ходили слухи). На самом деле ничего почти ни у кого не отняли. С револьверами, конечно, пришлось всем расстаться. Но теплушки наши продолжали быть под стражею, и мы оставались в полной неизвестности.
Несомненно было, что здесь, в Армавире, нам грозит террор – быть может, случайный, «иррегулярный», но тем более опасный. Как, однако, отсюда выбраться? Обсуждая этот вопрос с А. М. Хоштариа[20], мы быстро нащупали грунт. Он твердо помнил, что один его знакомый, наш соотечественник Ж., занимал в Армавире какую-то должность. Он мог нам помочь. Но как его найти? Очень просто. «Здесь имеется, – предположил я, – буфет, а хозяин и прислуга в буфете, наверное, грузины. Пошлем за „нарзаном“, принесет его лакей, наверное, ловкий и „сознательный“, он нам мигом разыщет вашего спасителя». Проходивший мимо железнодорожник согласился, за небольшое вознаграждение, прислать «минеральной воды» – и вот через несколько минут вода эта уже пенилась в стаканах. Пока она пенилась, Хоштариа успел сказать все, что следовало, а молодой человек из буфета не замедлил смекнуть и ответить, что было нужно.
Стоявший рядом часовой, черноземный серяк, рявкнул: «Не велено тут говорить по-вашему!» – едва ли он понимал, что изрекал целую государственную программу! Но буфетный юноша огрызнулся: что, не понимаешь, теперь свобода, каждый может говорить на своем языке (тоже программа!) – и с негодующим видом побежал обратно.
Через час в конце платформы появился и прошел мимо нас, с видом совершенно постороннего лица, начальник железнодорожной милиции участка: это и был Ж.
Ночь провели в вагонах под стражею. Утром был роздан кипяток, а позже объявили, что поведут в тюрьму. Суматоха, смятение, женские вопли. Тогда объяснили: не совсем в тюрьму, а в чрезвычайную комиссию; а уж оттуда… Выстроились мы в ряды, окружили нас цепью караульных солдат и повели через весь Армавир в комиссию. По улицам встречные смотрели как на обреченных. Было нас всего человек, думаю, пятьдесят – шестьдесят, и допрос затянулся. Члены комиссии, так себе, молодые люди ложно-военного обличья, выслушивали наши объяснения сравнительно милостиво. Ж. уже принял свои меры, и в «производстве»
Хоштариа А. М. – известный собственник концессий в Северной Персии, деловой человек большого почина, «американской складки».