Грязь. Антон СенинЧитать онлайн книгу.
тихо, тихо», – говорю я себе, но в руке ломается карандаш. Я не знаю, как у них это получается, но охрана, кажется, вваливается в помещение для допроса раньше, чем я его сломал. Я не знаю, как у них это получается, но женщины невыносимы.
Любил ли я. Это сейчас, слово любовь – не более, чем паззл, но когда-то все было иначе. Шумная площадь, яркий свет в глаза, такой яркий, что не помогает занесенная ко лбу ладонь. Я слышу музыку, она повсюду, слышу гул, слышу дыхание города. Мне двадцать, может чуть больше. Я вижу, как в ярких бликах на меня приближается что-то, а через долю секунды ударяется. На короткий миг я пугаюсь, адреналин требует агрессии, но нос оказывается в сладком облаке. Ноздри раздуваются, словно парашюты, я выгляжу нелепо. Она пахнет шоколадом с миндалем, и она в моих объятиях. Она пытается освободиться, но как-то неуверенно. Кокетничает что ли, смотрит на меня, улыбается, улыбаюсь и я.
Любил ли я. Что эти люди вообще называют «любовью»? Их любовь – это розовый пони, блюющий разноцветной радугой в море гормонов. Стоит радуге спрятаться за облаком, как химия притупляется, а вслед за ней растворяется и все остальное. Все, что вчера так сильно будоражило и волновало, сегодня стало штилем. Она эта глупая женщина с умным взглядом – следовательница говорит, они жили, не тревожили друг друга, просто жили. В глубине она жалеет, что не завела детей, ведь дети наполняют бытие смыслом; она не жалеет, что не завела детей, не завела с ним. Кажется, об этом сочетании несочетаемого и написаны миллионы строк текста, тысячи стихов и тысячи тысяч сладких песен.
Любил ли я. Один раз, короткий раз, вспышка и столько химии, что не описать самому мудрому химику. Один раз, в котором собрана вся нежность мира, вся преданность и самоотдача. Мы расписались через месяц. Она заехала ко мне в общежитие в статусе жены. Грозная и грузная консьержка утратила суперсилу кричать и выгонять незваных гостей, а после даже подкармливала молодую семью. Консьержка с материнским теплом обнимала ее и называла дочкой.
Консьержка часто сетовала, что он (традиционный он, которого принято упоминать с большой буквы) не дал ей детей. Традиционный «он» не нашептал: «Похудей, причешись и дай кому-нибудь». Вместо этого он отправил даму в мутное путешествие сдобный плюшек, наваристых борщей и дешевого алкоголя. Пару раз в год он подкидывал дамочке разочарование в виде очередного алкаша-электрика, алкаша-сантехника, или просто похотливого проходимца. Она жила в крошечной коморке под лестницей на первом этаже. Великий он сжал ее мир до черно-белого телевизора и старого стола, стоящего у входа в общагу.
– Это вам, – следователь подвигает ко мне плитку шоколада. Синяя обертка с блестящими каллиграфическими буквами манит. В последней встрече следователь считала мои эмоции, на ее лице жили одновременно любопытство и испуг. Она не отпрянула, не приняла защитную позу, а лишь слегка прищурилась и наблюдала порыв моей слабости. Подобного больше не повторится.
Я благодарю за презент одними глазами и обращаю внимание на человека, сидящего