Земли родной минувшая судьба. Анатолий Алексеевич ГусевЧитать онлайн книгу.
клепиком направо и налево, якуты пытались защищаться, но в тесноте зимовья, пальма вещь бесполезная, действовать ей неловко. Якуты бросились вон.
Фёдор закрыл дверь в сенях на засов и вернулся к товарищу. Василий лежал на полу и дрожал, замерзая от потери крови. Федька разрезал путы ему на руках, снял с себя армяк, укрыл им друга.
– Ничего, Вася, отсидимся.
Но отсидеться не получилось. Из угла повалил дым, якуты подожгли зимовье. Тушить изнутри жилище дело бестолковое. Фёдор застонал от досады. Дым клубился под крышей, сверкали языки пламени.
– Васька, горим, встать сможешь?
– Попробую.
Федька помог другу подняться. Васька опёрся на Федькино плечо и сделал шаг. Якуты снаружи стали стрелять через окно и одна стрела впилась Васьки в затылок, он без стона свалился на пол.
Фёдор растерянно стоял над телом друга, свист стрелы над ухом привёл его в чувство.
– Ну, гады, – сказал он сквозь зубы, сжимая клепик в кулаке.
Федька выскочил из зимовья и услышал, как сзади него обвалилась крыша. Он с ходу пырнул клепиком в живот, вставшему на его пути якуту и помчался вниз, к реке, к лодке. За ним побежали трое якутов, крича и на ходу стреляя из луков.
Фёдор с разбегу прыгнул в лодку и тут две стрелы попали ему в правую ногу. Он не обратил на это внимание и стоя стал лихорадочно отталкивать лодку от берега. И это ему удалось, он хотел уж было сесть в лодку и взяться за вёсла, но тут одна стрела попала ему в левую ногу, а вторая вонзилась в подмышку под левую руку. Федька в беспамятстве упал на дно лодки.
Якут Дюбсюнь Оттуев с Вилюя еле добрался верхами до зимовья Митрия Григорьева. Зимовье большое, восемь человек промышленников.
Якута осторожно сняли с коня, он весь порубан и поколот пальмами.
– Кто ж тебя так? – спросил Григорьев.
– Худые дела, однако, беда, – прошептал якут, – тойон Боолтуга Тимиреев и его брат Маабыр восстали. И тунгусы с ними. Казаков Федота Калмыка и Лёвку Лаврентьева убили. Сам еле ушёл, видишь, как балысами меня покололи. Три дня отсиживались, однако, достали.
– Вижу. Восстали всё-таки, не мудрено. Давайте его, братцы, в зимовье.
Промышленники осторожно отнесли Дюбсюня в зимовье, положили на лежанку.
– Вот они дела нового воеводы сказываются, – сказал Григорьев. – На горе прислали нам англицгого немца, мать его. И сразу же прибавочный ясак ему подавай, по соболю с носа.
– А годы-то прошлый и нынешний у туземцев не очень выдались, – сказал Козьма Суздалец. – Падёж на лошадей и олений. Не до соболей им.
– Сказывали воеводе о том, а он не в какую, – сказал Григорьев, – ох, и жаден.
В зимовье вошёл Евдоким Козицын.
– Лодка на реке с верху. А в ней, кажись, человек.
Лодку выловили. Человек был жив, четыре стрелы торчали из его тела.
– Кажись, это Федька Васильев, – сказал Козицын.
– Точно он, – сказал Григорьев, – эй, Федька, жив?
Григорьев потряс его, пошлёпал по щекам. Федька открыл