Без дороги. В тупике. Викентий ВересаевЧитать онлайн книгу.
парень, сил нету… Смерть пришла.
Степан уверенно сказал:
– С чего помирать? Не помрешь!
Рыков закрыл глаза и вытянулся. Вскоре его опять стало рвать, потом начались судороги… Степан пощупал под одеялом сведенные икры Рыкова.
– Ишь, словно яблоки! – сказал он про себя. – Ох, и где же это ветерок?! Душно мне! – с тоскою проговорил Рыков. – Дайте мне походить. Помоги, Степа!
Степан и Павел взяли его под руки и стали водить по комнате. Походив, он снова сел в ванну.
– Воды погорячей! – отрывисто сказал он.
Я велел подлить кипятку.
– Хорошо так?
– Лейте, ради бога! – нетерпеливо произнес Рыков. Сначала покорный и за все благодарный, он становился все капризнее и требовательнее.
– Нельзя ли ванну подлиннее? – сердито ворчал он, ворочаясь и поджимая ноги.
Вечерело. Рыкову становилось хуже. Приехал священник и исповедал его. Рвота и понос не прекращались, больной на глазах спадался и худел; из-под полузакрытых век тускло светились зрачки, лоб был клейкий и холодный; пульс трудно было нащупать. Меня удивило, как часто Рыков просился в ванну: сидит в ней полчаса, затем походит по комнате, полежит – и опять в ванну; и все просит воды погорячей. Степан не отходил от него, он изредка переговаривался с Рыковым сиплым, грубоватым голосом, и что-то такое братски-заботливое сквозило в его коротких замечаниях, во всем его обращении.
В час ночи меня сменил выспавшийся тем временем фельдшер. Я сделал нужные распоряжения, сказал, чтоб ванн больному давали, сколько бы он их ни просил, а сам отправился домой.
В пятом часу утра я проснулся, словно меня что толкнуло. Шел мелкий дождь; сквозь окладные тучи слабо брезжил утренний свет. Я оделся и пошел к бараку. Он глянул на меня из сырой дали – намокший, молчаливый. В окнах еще горел свет; у лозинки под большим котлом мигал и дымился потухавший огонь. Я вошел в барак; в нем было тихо и сумрачно; Рыков неподвижно сидел в ванне, низко и бессильно свесив голову; Степан, согнувшись, поддерживал его сзади под мышки.
– Ну как больной? – спросил я.
Степан поднял на меня бледное, усталое лицо, медленно выпрямился и повел плечами.
– Ничего, – коротко ответил он. – Блюет все да воды погорячей просит.
За эти несколько часов Рыков изменился неузнаваемо: лицо осунулось и стало синеватым, глаза глубоко ввалились; орбиты зияли в полумраке большими, черными ямами, как в пустом черепе.
– Ну, что, Иван, как? – спросил я.
Рыков чуть повел головою, не поднимая век.
– Говори дюжей, не слышу! – сказал он сиплым, еле слышным голосом.
– Как дела? – громче повторил я.
Больной помолчал.
– Воды погорячей! – пробормотал он и тяжело переворотился в ванне на другой бок. Пульса у него не было.
Я спросил Степана:
– Где же фельдшер?
– Он ушел: его к больному позвали.
– Давно?
– Часа три будет.
– Отчего же