Торжество незначительности. Милан КундераЧитать онлайн книгу.
те в своем туалете чувствовали себя божественно свободными и осмеливались наконец сказать вслух то, о чем вынуждены были молчать в присутствии Главного. Как и в тот день, когда Сталин поведал историю про двадцать четыре куропатки. Опять процитирую тебе Хрущева: «Когда уходили и, готовясь уехать, заходили в туалет, то там буквально плевались: 〈…〉 „Ну, брешет!“ У нас ни у кого не было сомнения в этом».
– А Хрущев – это кто?
– После смерти Сталина он стал главой советской империи.
Помолчав, Калибан произнес:
– Знаешь, что мне кажется невероятным во всей этой истории: никто так и не понял, что Сталин шутит.
– Ну да, – ответил Шарль и положил книгу на стол. – Ведь никто рядом с ним уже не знал, что такое шутка. И мне кажется, именно тогда новый великий период Истории известил о своем появлении.
Шарль мечтает о пьесе для кукольного театра
В моем словаре нечестивца есть одно святое слово: дружба. Я люблю их, этих четверых приятелей, с которыми вас познакомил: Ален, Рамон, Шарль и Калибан. Именно из симпатии к ним я и принес однажды книгу Хрущева Шарлю, чтобы все они позабавились.
Им четверым была уже известна история о двадцати четырех куропатках, вплоть до ее великолепного финала в туалете, и вот однажды Ален пожаловался Шарлю:
– «Я встретил твою Мадлен. Рассказал ей историю о куропатках. А для нее это всего лишь странный анекдот про охотника! Может быть, имя Сталина ей и знакомо, но она не поняла, почему охотника так зовут…
– Ей всего лишь двадцать, – мягко ответил Ален, защищая свою подружку.
– Если я ничего не путаю, – вмешался Шарль, – твоя Мадлен родилась через каких-нибудь сорок лет после смерти Сталина. Я, прежде чем родиться, должен был выждать семнадцать лет после его смерти. А тебе, Рамон, когда Сталин умер… – Он замолчал, делая в уме какие-то подсчеты, затем в некотором замешательстве произнес: – Боже мой! Ты тогда уже родился!
– Мне стыдно, но так оно и есть.
– Если я не ошибаюсь, – продолжал Шарль, по-прежнему обращаясь к Рамону, – твой дед в числе прочих представителей интеллигенции подписал петицию в защиту Сталина, великого деятеля прогресса.
– Да, – вынужден был признаться Рамон.
– Думаю, твой отец уже испытывал по отношению к нему некоторый скептицизм, в твоем поколении скептицизма было больше, а для моего он стал главным преступником.
– Ну да, – согласился Рамон. – Люди встречаются, болтают, спорят, ссорятся и даже не понимают, что обращаются друг к другу издалека, каждый из своего наблюдательного пункта, расположенного в другой временнóй точке.
Помолчав, Шарль ответил:
– Время бежит быстро. Мы проживаем жизнь, а это значит, нас обвиняют и судят. Потом умираем и еще несколько лет остаемся с теми, кто нас знал, но довольно скоро происходят другие перемены: мертвые, как и время, становятся «давнопрошедшими», о них больше никто не вспоминает, и они погружаются в небытие; и только некоторые, очень-очень