О настоящем и не только. Сборник литературных миниатюр. Наталья Александровна СтефановаЧитать онлайн книгу.
передать ему привет с девочкой.
***
А хорошая оказалась девочка. И семья неплохая. Слава Всевышнему, они не стали обижать мой дом. Починив многое, они почти ничего не поменяли и не уничтожили. Они ценят мои старые вещи почти как я. А их дочь понимает наш дом лучше всех. Ведь она теперь знает его историю. Уже больше пятнадцати лет я рассказываю её ей.
Живых в доме прибавилось. Девочка вышла замуж. Она сказала мне, что муж звал её жить к себе. Но она отказалась. Она говорит, что больше жизни любит этот дом. Её муж не знает обо мне. Он живёт здесь гостем, как и вся семья. И только лишь его жена знает о нашем доме всё. Я думаю, она тоже тут останется.
Интересно, что скажут её малыши, когда подрастут? Она покажет им меня? Захотят ли и они остаться? …
Полудница
Скоро полдень настанет, солнце уже поднялось над зреющей пшеницей так высоко, что тени от столбов почти исчезли. Они думают, что в их современном мире, где традиции предков давно забыты, не осталось духов полей? Они ошибаются. Никакая техника не сможет выгнать нас из нашего царства. Время для нас не идёт. Мы бережём свои океаны золотых колосьев, спускаясь по лучам самого Солнца, и охраняем берега наших полей в полдень от любопытных взоров так же пристально, как и тысячи лет назад. И не важно нам, Полудницам, кто и чем сеет рожь и пшеницу в наших угодьях – крестьяне с котомками зерна через плечо или фермеры на тракторах и комбайнах. Хлеб остаётся хлебом во все времена. И мы будем его опекать так же рьяно, покуда всё живое не исчезнет с лица Земли.
А уважения у людей к нам поубавилось. Вот, смотрю я, человек едет вдоль поля на велосипеде, прямо по меже. И не смотрит он на небо, и не боится полудня – границы двух миров, и не спешит укрыться в своём жилище от моих цепких рук, от моих белых одежд, что мелькнут среди колосьев, что почудятся ему солнечным бликом. Он меня не боится.
А зря.
Выйду я на межу навстречу его железному коню, и не сможет он пройти-проехать ни сквозь меня, ни мимо меня. И спрошу я его о том, помнит ли он, как сеять хлеб, как жать, как молотить, как зерно сберечь. И не сможет мне путник ничего сказать, так как не знает он ничегошеньки о страде полевой, о труде тяжком предков своих. Не поддержит он беседу со мной, Матерью Полей, до той минуты, как полдень минет, и я исчезну с глаз его, словно морок, словно марево над полем в жаркий июльский день. А станет он отмахиваться от меня, принимая за кошмар, от солнца палящего сделавшийся. Обидит меня этим сильно. И тогда схвачу я за голову его вроде бы умную, а вроде бы и дурную. И крутану так, что искры из глаз посыплются. И упадёт несмышлёныш, творение технологичного мира, на межу, и останется лежать там в обмороке до глубокой ночи. А потом очнётся с головокружением диким, таким, что ехать на своём велосипеде не сможет, так и бросит его на меже, и будет потом до утра, петляя, домой добираться. А после, если головокружение и отпустит бедолагу, останется на всю жизнь дурачком и заикой.
И ведь никто из окружения его, такого же гордого и бездушного, не скажет: «Беднягу Полудница сгубила!»