Отражения. Мария Николаевна ПокусаеваЧитать онлайн книгу.
реже эти чужие знакомились с сестрами, поэтому Кармиль, заметив однажды, что с какого-то момента те полтора года, которые разделяли их с Амелией, сгладились, придумала себе развлечение. Так играют близнецы, нарочно называясь именами друг друга. Сестры же д'Альвело предпочитали до последнего не называть имен, ожидая, пока новые знакомые присмотрятся и сами сделают выводы.
Амелия была старше, но тише, с детской пухлостью щек, неуверенная в себе и робкая.
Кармиль к своим четырнадцати догнала ее в росте и начала обгонять, вытянулась, скулы ее заострились, делая лицо взрослее. Те, кто не знал принцесс лично, рисковал ошибиться, особенно если не имел смелости или наглости смотреть собеседнику в глаза.
Именно глаза Амелии выдавали ее – точнее, нечто особенное в них, нечто почти уродливое, похожее на колдовскую метку, оставленную злой волшебницей.
Но об этой особенности тоже мало кто знал. За восемь лет мелкие детали вроде родимых пятен, шрамов и прочих уродств неплохо выветриваются из памяти людей, особенно если ты никогда и не был им особенно интересен.
Поэтому, когда сестры вошли в гостиную, где сидели чужие, незнакомые – трое, две леди и загадочный лорд, – и одновременно присели в книксене, они молчали, скромно опустив взгляды в пол. Если бы кто-то стоял ближе к ним, пожалуй, он бы заметил, как у Кармиль дергается щека, а Амелия сжимает кулачок, нервничая от ожидания.
В ту ночь Амелия никак не могла уснуть. Она ворочалась, пытаясь завернуться в одеяла так, чтобы стало теплее, и думала, перекатывала в памяти все, что случилось в матушкиной гостиной сегодня днем. Амелия не знала, что мешало ей больше: осенний холод, от которого не спасала ни положенная в изножье кровати грелка, ни дополнительное шерстяное покрывало, или растревоженные, как стая галок, мысли.
Или тени деревьев на стене – они двигались, когда налетал порыв ветра, шевелили ветками, и Амелия думала, что в ее спальне вдруг открылась дверь, ведущая прямо в темный и страшный лес. «Беги» – говорил он и звал за собой, а в глубине его притаились чудовища, ведьмы и хищные птицы.
Красивый лорд из Альбы, одетый в черное, с серебряным шитьем платье, похожее на военную форму, тоже напомнил Амелии хищную. Он смеялся – приглушенно, словно сдерживая себя, таким бархатным, почти теплым смехом, он улыбался – но сквозь улыбку и смех, и сквозь ласковый тон, которым он обращался к Амелии, сквозило что-то, от чего ей было страшно.
Тогда.
И сейчас.
Он смотрел на нее пристально, так, словно мог видеть людей насквозь, словно пытался разглядеть в Амелии что-то такое, особенное, и, кажется, все-таки разглядел. И его улыбка – обычная такая улыбка, такая же, как у леди Алексианы или у матери, когда ей нужно улыбаться другим, неискренняя, но беззлобная – эта улыбка вдруг стала острой, как лезвие серпа. Ему понравилось то, что он увидел.
Амелии казалось, что стоит ей закрыть глаза и попытаться уснуть, как этот лорд – Дамиан, называла его леди Алексиана, а вот все остальное Амелия не