Жизнь начерно. Алена ДальЧитать онлайн книгу.
отныне сиротой.
Ровно в середине зимы родилась Тата. Дурацкое прозвище, данное дочке мужем, выводило Изабеллу из себя. Ещё больше злила его внезапная нежность к малышке. «Таня» – поправляла она, туго пеленая крикливую, худосочную девочку с оттопыренными ушами. Но Толик лишь улыбался, стелил в коляску стёганое одеяльце и уходил со своей Татой в парк. Белла дулась, но недолго. Ставила пластинку Вивальди, наряжалась перед зеркалом, утягивая шелками располневшую фигуру, со вкусом красила ресницы и шла с незамужними подругами в «Шоколадницу».
Дочь росла гадким утёнком – худой и нескладной. Вечно сутулилась, за что частенько получала от Беллы хлёсткие напоминания по острым, торчащим вразнобой лопаткам.
– Девочка должна ходить гордо, нести себя, как хрустальную вазу! – наставляла Изабелла, показывая на себе пример правильной, горделивой осанки.
Но Тата, упрямица, стоило только матери отвернуться, снова вжимала голову в плечи и плелась на полусогнутых ногах во двор, играть в классики. Или запрётся у себя в комнате с книжкой и ничего не слышит – не дозовёшься! А иной раз глянет исподлобья – чисто тётка Дуся, аж оторопь берёт! Если бы Изабелла Петровна только знала, что в роду у Светлаковых есть психбольные, – ни за что бы не поддалась на уговоры Толика. Но что теперь говорить!
Однажды, когда Татьяна ещё училась в институте, Изабелла Петровна взялась как-то разбирать её письменный стол. В нижнем ящике, среди старых конспектов обнаружила тонкую пачку перехваченных резинкой писем. Все они были адресованы отцу, когда тот лежал в больнице с сердцем. Дрожа от нетерпения, мать вскрыла первое, что попалось под руку, и сразу наткнулась на приторное сюсюканье: «Дорогой папочка, – писала дочь, – ты главное ни о чём не волнуйся. Я тебя очень люблю. Тётю Дусю я обязательно навещу…» – и всё в таком же духе. Остальные письма полны были тех же слащавых признаний. И это писала Танька, от которого слова доброго не дождёшься! К тому же выяснилось, что она знается не только с психической Дуськой, но и с Зинаидой Николаевной, тайком шляясь к той в гости. Выходит, отец со своей роднёй, и чужая бабка ей дороже родной матери?!
Изабелла хотела порвать письма, но взяла себя в руки. Затаила обиду. На дочь за то, что та, оказывается, способна на телячьи нежности. На мужа, которому они достаются. На их общую тайну, существовавшую помимо неё, на подпольное чувство – незаслуженное, неправомерное, неподвластное её воле. Уж она-то себе цену знала! Но отчего-то эти двое не считались с её самооценкой. И вообще ни в грош её не ставили! Следом накатила обида на судьбу за все унижения, предательства, за неоценённую её жертвенность. Изабелла Петровна почувствовала себя горько и подло обманутой.
Когда вернулся с работы Толик, первым делом потребовала объяснений у него. Но тот лишь привычно махнул рукой и отправился на кухню чистить картошку. Через десять минут на плите зашкворчало, он вышел розовощёкий, миролюбивый – видно где-то уже приложился! –