Мы, народ… (сборник). Андрей СтоляровЧитать онлайн книгу.
они были из тонких жердочек, каким-то образом скрепленных между собой, и потому желтели на солнце точно бамбук. Непонятно было, как там манайцы помещались внутри. Хотя что манайцу? Никаких особых запросов у манайца вроде бы нет. Бросил на пол циновку, сплетенную из травы, и – ложись. Неизвестно, впрочем, есть ли там даже циновки. К себе, внутрь поселка, манайцы никого из местных не звали. А просто так, без приглашения, туда тоже не попадешь: по всей границе массива, как стена, разделяющая пространства разных миров, тянулась вверх мощная манайская лебеда. И хоть выглядела она, на первый взгляд, вполне безобидно: те же зубчатые, гладкие листья, те же по верхам гибких метелок пузырьковые наросты пыльцы, однако даже прикасаться к ней было опасно. Студента предупредили об этом в первый же день. Уже через минуту почувствуешь на коже сильное жжение, а через час вся ладонь будет обметана громадными коричневыми волдырями. Кожа потом слезет с нее как перчатка. Самим же манайцам, видимо, никакого вреда. Шастают туда и сюда, не обращая внимания. Жаль, конечно. Студенту очень хотелось бы рассмотреть поближе манайские огороды: диковинные, хрупкие на вид конусы, сквозь плетенку которых свешивались ярко-синие вытянутые плоды. Местные жители называли их огурцами. Там же – крепкие «тыковки», размерами не больше детского кулака, и совсем уже ни на что не похожий мягкий белолиственный «виноград», осыпанный продолговатыми ягодами. Внутри каждой ягоды – вязкая сладкая мякоть; говорят, съешь гроздь – и все, взрослому человеку хватает на целый день.
И вот что самое удивительное. Речка от манайских фазенд находится довольно-таки далеко, здесь она как раз делает к лесу широкий изгиб, землю, когда манайцев селили, выделили тоже, конечно, не бог весть какую: глина, песок, бычьи россыпи валунов, ничего на такой земле, казалось бы, расти не должно, а вот пожалуйста, полюбуйтесь – чуть ли не настоящие джунгли. На участке у Пили, который всего лишь через дорогу, три-четыре квелых грядки картофеля, расползшиеся до корней, – непонятно, что Пиля с них на зиму соберет, а тут – буйство листьев, плодов, многокрасочный растительный карнавал. Правда, манайцы и относятся к этому иначе, чем Пиля: где-то уже в четыре утра носят воду с реки в маленьких серебристых ведерках, непрерывно что-то окучивают внутри огородов, постригают, подвешивают, одни ветки направляют туда, другие – сюда, третьи вытаскивают наружу, чтобы впитали летнее солнце. Островерхие соломенные панамки высовываются из зелени, как шляпки грибов.
А где Пиля? Пиля – вот, вытянулся на пригорке, хрупает водянистой зеленью огурца. И ведь рожа – довольная, расплывающаяся, ничего больше Пиле не надо.
Студент прикрыл от света глаза.
– Пиля, – утомленным голосом поинтересовался он. – Ну так как? Может быть, вспомнил еще что-нибудь… м-м-м… интересное?
Ни на какие подробности он, разумеется, не рассчитывал. Однако Пиля, будто ударенный, вздернул вверх