Гори огнем. Александр ПелевинЧитать онлайн книгу.

      – Что это за слово? Что оно значит?

      – Так назывался русский крейсер, который мы затопили во время войны с Японией, чтобы он не достался врагу, – сказал Гуляев и зачем-то добавил: – А еще так в Древней Руси называли скандинавских воинов, которых позвали править нашей страной.

      Майор еще полминуты переваривал в голове сказанное, а потом улыбнулся:

      – Вы назвали свой боевой корабль в честь иностранцев, которые пришли править вами?

      – Да, – улыбнулся Гуляев.

      – Ты слышал, Рольф? – со смехом сказал майор водителю.

      Водитель коротко кивнул без улыбки. Майор махнул на него рукой – мол, не понял шутку. Поправил фуражку, неуклюже перегнулся через край коляски и протянул Гуляеву руку в перчатке:

      – Майор Цвайгерт, Триста сорок третья пехотная[2]. Гуляев пожал холодную перчатку:

      – Поручик Иван Гуляев.

      Он любил называть себя поручиком, хотя это звание, введенное по настоянию белоэмигрантов, не особо прижилось в РОА, и обычно к нему обращались «старший лейтенант».

      – Веду политические занятия в Дабендорфской школе РОА, отдел восточной пропаганды особого назначения[3], – продолжил Гуляев, а потом кивнул на своих: – Это мои друзья, капитан Фролов и полковник Бурматов.

      – Рад знакомству! – перебил Цвайгерт, и Гуляев учуял, как несет спиртом из его рта.

      Фролов и Бурматов тоже поздоровались с Цвайгертом. Рольф ограничился тем, что махнул им рукой.

      Пока власовцы шли по дороге, а мотоцикл Цвайгерта неторопливо катил рядом, Гуляев вдруг вспомнил, на что похоже это сопровождение: точно так же чуть меньше года назад, в сорок втором, его вместе с остальными вели в лагерь пленных близ Тесово-Нетыльского, на Волховском фронте. Они шагали большой колонной, их было около сотни, грязные, изъеденные вшами и комарами, дьявольски голодные, в драных ватниках и шинелях, и совершенно не знали, что будет дальше. А мимо точно так же проезжал немецкий офицер на мотоцикле. Только он был трезв и строен, в противоположность Цвайгерту, и с худым, щетинистым лицом.

      И сидел не в коляске, а за рулем. И взгляд у него был совсем другой. Холодный, цепкий, бегающий, того и гляди – слетит с катушек да пристрелит.

      Здесь Гуляев давно не видел, чтобы на него так смотрели. Во взглядах читалось разное – дружелюбие, покровительственное панибратство, иногда брезгливость, но чаще всего равнодушие. Порой проскакивала и сдержанная ненависть, но не было этой звериной готовности убить здесь и сейчас. По крайней мере, пока.

      «Это вполне объяснимо, – думал он, – представляя себя на месте этих немцев. Вот ты сидишь в тихой и даже вполне сытой, по военным меркам, Москве, а по улицам маршируют немцы, одетые в советские гимнастерки. Ну, поют иногда песни на своем языке. Но воюют за нас. Как бы наши, собственные немцы». Что бы он испытывал? Гуляев не мог ответить на этот вопрос. Наверное, тоже равнодушие. А может, и выпил бы водки с парочкой фрицев.

      «Фрицев…» – мысленно он ударил себя по губам. Странно говорить это здесь, даже думать странно. Какие уж тут теперь фрицы.

      – А