Мастер жестокости. Николай ЛеоновЧитать онлайн книгу.
о грядущем событии он выслушал, на ясном челе отобразилось удивление. Уточнил, серьезно ли она говорит, получил уверение, что серьезно, и весьма, а потом вдруг улыбнулся своей невероятной, застенчивой, обезоруживающей улыбкой и сказал:
– Ну так это же поправимо.
– Что-что?!
– Поправимо, говорю. Ну не куксись, пышечка. Что тут поделаешь, надо – значит, надо. – Он посмотрел на часы. – Такси через час, раньше вряд ли прибудет, много вызовов. Не залеживайся и приберись немного, ладно? Папа собирался нагрянуть. Ключ повесь на крючок. А насчет этого, – он изобразил руками выпирающий живот, – этого хватит?
И он ушел, оставив на столе толстую пачку в банковской обертке.
Мама Зоя осталась лежать, глотая слезы и рассматривая потолок с бронзовым крюком. Теперь она ощущала себя как человек, который, испытывая радость и восторг, собирал на лугу маргаритки и вдруг был сбит ударом поезда в спину.
…Приехав домой, Даниил принял в очередной раз душ, надел неформальный костюм и, очинив карандаш, засел за перевод Тертуллиана. Столько времени потрачено с Мамой Зоей, надо торопиться…
Он с детства писал только от руки, старательно развивая мелкую моторику, – сначала по настоянию врачей, потом по доброй воле. Ну а после художественной школы вообще лучше обращался с карандашом и пером, чем с ножом и вилкой.
Итак, Счастливый работал, забыв обо всем на свете, до тех пор, пока на него неожиданно не обрушился град оплеух и ругательств.
Никогда раньше он от отца ничего подобного не видывал и не слыхивал.
– Папа! – улучив момент между ударами, крикнул сын. – За что?!
– Гнида! – выл пан Ректор, нанося сыну телесные повреждения, да еще какие! Он хлестал по породистому носу отпрыска растрепанной, но не вскрытой пачкой денег. – Мгазь, пачкун, сволочь!.. – продолжал Счастливый-старший излагать обидные тезисы, и от Ректора, академика несло банальной водкой.
Даниил, наловчившись ставить блоки, попытался перевести диалог в цивилизованное русло:
– Да в чем дело-то? Плохо убралась? Или вообще не убралась? Не вопрос, убью мерзавку.
Ректор взвыл волком, но вдруг сник, упал в кресло – и, о ужас – зарыдал:
– Своими гуками… двадцать лет в следствии… своими же гуками! Болталась под потолком… зачем люстгу снял?
– Ну как же. Бра же есть… для интима, – машинально ответил Даниил и вдруг понял все и сразу. Тогда же впервые в жизни осознал, что волосы, шевелящиеся на голове, никакая не фигура речи, а реальность. Выходит, Мама Зоя того… на крюке повесилась!
Пан Ректор протрезвел, но сыну от этого легче не стало. Ему в ультимативной форме была предписана немедленная ссылка на проклятую дачу, «пока все не уляжется». Шофер папы довез на дачу его, неоконченный перевод Тертуллиана, пожитки, сумки с продуктами и собрался уже ретироваться, как Даниил удержал его.
– Голубчик, Сергей Николаевич, – сказал он жалко, косясь на разверстую перед ним темноту за открытой красной дверью, – нельзя ли