Мастер жестокости. Николай ЛеоновЧитать онлайн книгу.
прямо к делу, и голос у него был точь-в-точь как прежде твердым, разве что картавость стала отчетливее:
– Видите ли, дгузья мои, дело до такой степени агхи… необычное, что я не могу довегиться кому-то, кгоме своих.
Гуров и Крячко всем своим видом показали, что оценили его доверие и гордятся тем, что пан Ректор им доверяет.
– Полгода года назад пгопал мой сын…
– У вас есть сын? – удивился Крячко и лишь чудом не прибавил «откуда».
Абсолютно всем было известно, как пан Ректор ненавидит женский пол – даже более отсутствия конспектов своих лекций. Его мизогиния носила характер одержимости и простиралась – за редкими исключениями, – абсолютно на всех, кто мог носить юбки и платья. Сдать пану Ректору его предмет, будучи дамой, было практически нереально, даже зная материал вплоть до запятой. Студентки предпочитали идти в декрет или сразу на комиссию.
Однако пан Ректор не обиделся на реакцию Станислава, а лишь кротко подтвердил, что, мол, да, есть. Точнее, был.
– Да. Мой сын, Данилушка, пгопал, из… санатогия. Он находился на лечении, в Подмосковье, под городом Т. С тех пог ничего о нем не знаю… вот, на День юриста я получаю с кугьегом вот эту пгоклятую штуку… ключницу. А на ней… в общем, это татуиговка… – Он с трудом сглотнул, попросил воды. – Такая была у Данилушки, на пгавом пгедплечье.
Он сглотнул снова, потянулся к глазам и потащил за собой трубку капельницы. Крячко едва успел перехватить конструкцию, подал старику стакан воды и салфетку.
– Олег Емельянович, ну а просто совпадение?
– Спасибо. Я абсолютно увеген, что нет никакого совпадения. Гисунок тот самый. По поводу этой татуиговки мы кгупно повздогили с Данилушкой. Вообще, в последнее вгемя мы часто с ним ссогились, к сожалению, потому я думал, что сын обиделся и не желает меня видеть. Тепегь я увеген, что он убит, и не пгосто… кто-то сделал из него… издеваясь, посылают мне эту… это…
– Кто это – «они»? – мягко спросил Гуров.
– Если бы я знал. Потому я и попгосил вас навестить меня. Людей, котогые желали бы мне зла, слишком много. Вы ведь тоже от меня натегпелись, а, Кгячко?
– Ну что старое поминать, – начал было Стас, отводя глаза.
– Бгосьте, – велел полуживой пан Ректор. – Я все помню. Будь у вас тогда табельное… да что там. Понимаю. А тут, как дошло до дела, выяснилось, что сгеди моих выпускников масса начальства, а сыскагей, настоящих сыщиков, пгактически нет. Я двадцать лет отдал следственной габоте, а кого я воспитал? Болтуны… законодатели… тгепачи. На исходе жизни оказалось, что я ничего полезного так и не сделал. Так что теперь мне и обгатиться больше не к кому. Так вот, милые мои. Мне не так важно, кто это сделал. Только бы выяснить, что с Данилушкой…
Тут немощь все-таки взяла верх, синеватые губы затряслись, из-под полуопущенных век потекли слезы – зрелище было жалкое. Хорошо, что в этот самый момент вошла медсестра и, увидев сцену вопиющего нарушения режима, без лишних слов выдворила обоих полковников