Апокалипсис доктора Дионова. Константин РенжинЧитать онлайн книгу.
был выйти на работу – обычный вторник. И хотя вот уже пять лет Рождество под запретом, в некоторых семьях по старой памяти отмечают праздник. Украшают нелегально привезенные из подмосковных лесов елки старыми дореволюционными игрушками, дарят детям подарки и даже выпивают в полночь шампанского.
В передовом светском кафе вместо елки – красные знамена и портрет товарища Скалина. Вместо шампанского посетители больше налегали на пиво, впрочем, кое-кто пил и шампанское, да и вино никто не запрещал.
В Главной столовой №1 парка культуры в должности администратора зала Глафира вела себя гораздо осторожней – публика здесь собиралась не простая, бывали даже заместители наркомов и разные партийные боссы. Воры и бандиты сходок тут не устраивали, ну если только захаживали пофорсить мелкие жулики. По любому поводу Никровляеву не звонила – боялась тронуть какую-нибудь большую шишку. Все свои наблюдения откладывала в голове, кое-что записывала в дневник. Её целью стали в основном интеллектуалы: театралы, художники, врачи… Писатели в массе своей уже текли в русле решений партии и следили за словами, а вот художники и музыканты спьяну чего только не болтали. Так что у Глафиры всегда был готов отчет: кто неблагонадежен, кто совсем зарвался, а кого уже пора арестовывать за антисветскую деятельность. Правда, интеллектуалы болтали в основном глупости. Никровляеву нужны были настоящие ученые, но откуда им взяться, зачем платить за водку в ресторане – ученые пьют ректификат в своих лабораториях. Сами химичат себе коньяк, на то они и ученые.
Бывшего сотрудника Института переливания крови профессора Кознакова дома никто не ждал и свою хандру от неудачного разговора с Нехтериным он скрашивал видом на хрустальный графин с коньяком пять звезд от Нархампищепрома, согласно меню. На вкус это пойло подозрительно напоминало трехзвездочное бренди из смеси самогона с сиропом и двух капель эссенции Elite на ведро, но Кознаков пребывал уже в таком блаженном состоянии, когда не хочется возмущаться подобными тонкостями общепита.
Зрачки профессора имели привычку резко расширяться и сужаться в независимости от освещения, а от силы мысли, выражая его энергетическую силу. В этот вечер его взгляд потух – он никому не нужен, идти было некуда – его уволили и даже не пустили в здание института, в тот витиеватый терем с ярославскими мотивами – бывший особняк купца Игумнова. Рухнула последняя надежда договориться с начальством. Пришибленный неприятностями он допивал коньяк. Жизнь закончилась. Оставалось с грустью наблюдать за тем, как веселится молодежь.
Праздничную программу вел бодрый старичок конферансье Фима.
– Сейчас будет самое интересное, – заливался Фима, подмигивая своей Глафире, еще больше располневшей после пребывания в подвалах Лубянки, – Только сегодня у нас выступит знаменитый лектор из Петербурга, пардон из Венинграда, профессор Дранкин!
Кознаков, знавший всех профессоров Венинграда, да и многих европейских светил, встрепенулся с удивлением. Что за профессор Дранкин?
– Опять