На буксире. Гошины штаны. Алина. Ключ на 32. Пляски розовой лошади. Владимир СонинЧитать онлайн книгу.
ребятами, и в случае успеха – интересно поразвлечься с Машей. Это тоже своего рода экстрим, кажется, но несколько в другой области – в области отношений, и тут сложно даже сказать, что меня привлекало больше: перспектива переспать с ней или перспектива позабавиться с этими ребятами, конечно, в другом смысле. С алкоголем у меня уже было все, в сексе – многое, а с людьми – куда меньше. Представляю себе рожу Егорки, едва ли не силой пихавшего свой вялый пенис Маше в рот, но не поимевшего в этом успеха, когда он получает ее фотографию с моим членом у нее во рту. Конечно, это глупости и едва ли я дойду до такого, потому что по отношению к ней это было бы очень уж некрасиво. Но, если и не в такой форме, то в другой, более мягкой, он все равно узнал бы о ее выборе в пользу меня, никудышного работника этой конторы, против него, почти что бога местного масштаба. Надо думать, его лицо сильно бы исказилось! Наверняка он захрипел бы, как старый ламповый телевизор в безуспешных поисках программы. Интересно, что бы он сделал? Какие-то дьявольские мысли стали зарождаться в моей голове, но они заставляли мой мозг и то, что в трусах, шевелиться в приятном возбуждении. И это было хорошо.
Весь идиотизм ситуации, в которой участвуют идиоты, состоит в том, что никогда не знаешь, чего от этих идиотов ожидать. Но в этом же состоит и прелесть для тех, кто любит ситуации пощекотливее.
То ли обострение наступает у них примерно в одно и то же время, то ли в нашем случае это совпадение, но мало того, что Егорка озвучил Маше свои похотливые желания, так еще Перевогин (это тот, который томно рассказывал всем про свои любовные похождения, почти облизывая ушные раковины собеседников) стал проявлять по отношению к ней признаки повышенного внимания, заботы и даже сделался поэтом.
Должно быть, приятно найти у себя на столе после обеда записку со стихами:
Я с красавицей сижу
И в глаза ей все гляжу,
Что красавица мне говорит
И улыбкой меня веселит.
Надо сказать, что я, как и каждый, может быть, тоже порой баловался стихами, иногда полными романтизма и подобной дряни, но, хотя собственные творения едва ли возможно оценивать объективно, вынужден признать, что до такого уровня, как этот, я не добирался никогда.
Следующие произведения вряд ли имеет смысл цитировать, но все же для подтверждения неизменности авторского стиля приведу еще четверостишие:
На работу я иду,
И тебя я там найду,
Чтобы в твои глаза смотреть,
Когда рядом буду сидеть.
Пожалуй, для общего представления этого достаточно.
Маша была сначала немало удивлена, но к оценке этих творений относилась философски, говоря, что каждый имеет право творить так, как хочет, и только время может показать настоящую ценность произведения. И в этом, надо сказать, она была права, несмотря на то что в ее