Слишком поздно для «прости». Ольга ЕмельяноваЧитать онлайн книгу.
амёк на приближение, чтобы успеть увернуться, отпрыгнуть, попросту выстоять в кулачном бое, итог которого предрешен заранее – не стоит кидаться в толпу кипящего города, когда твоей слепоте не исполнилось и года.
Теперь же всё в его мире происходило внезапно – прохожие возникали из пустоты только когда толкали его в торс или били в плечи; а бордюр и пожарные гидранты сообщали о себе броском под ноги.
«Ну и кто кричал, что найдёт бар с закрытыми глазами? Скажи "спасибо", Кёртис, что зонтиками сегодня тычут в небо, а не в твои укромные места. Убедить бы ещё мужчин, что трости – прошлый век, и можно смело записываться в пешеходы…»
"Спасибо" за раскрытые зонтики – это к июлю, опрокинутому на улицы Нью-Йорка белым слепящим солнцем (иначе с чего бы так сладко горело лицо). Лето звенело в каждом шаге: гудели клаксоны, скрипели штиблеты, шуршали юбки, и где-то там, за дребезгом трамвайных колёс, доносился матёрый клич чистильщика обуви. Не город, а серенада: поменьше бы щетинился углами, и можно смело влюбляться. Но сначала желательно выжить, и очень желательно – целиком.
Неожиданно Майкл улавливает дуновение запахов – смесь специй, свежей краски и цитруса. Он улыбается. Он знает, что спасён, и вслед за потоком прохожих сворачивает туда, где жизнь шипит оливковым маслом на сковороде, а итальянская брань так крепка, что Лич с удовольствием бы вылил её в канализацию. Малберри-Стрит – тридцать семь шагов от люка, витая решётка под пальцами левой руки – узор, знакомый с прошлой жизни. На месте! Живой, почти невредимый. Со сладким выдохом Майкл накрывает ладонью дверную ручку, и боль влетает в его лицо раскаленным колом.
– Чарли, джелато! – в голосе Джейн ни удивления, ни единой попытки его изобразить – чем не повод оскорбиться и таки пожелать этой рыжей неделю без чаевых, но Майкл слишком занят густой теплой жидкостью, обильно заливающей подбородок.
«Ну почему так трудно сначала посмотреть – не стоит ли за дверью какой-нибудь симпатичный слепой, а уже потом бить створку с яростью альфа гориллы?»
– Держи, – мокрую ткань, заботливо вложенную в ладонь, Майкл прижимает к лицу почти с благодарностью, а вот от последующего «дай посмотрю», как и от назойливых попыток его вести, отказывается, гордо избрав путь канатоходца в окружении праздных голосов и аппетитных запахов.
Бар «Лимончелло», уже год как потерявший статус питейного заведения (а вместе с ним и гангстерский флёр), сейчас являл собой милое местечко для домашних посиделок. Столики у окон привычно занимали завсегдатаи: родственники или просто друзья семьи; сторона же с диванами у кирпичной стены оставалась для американцев, душой прикипевших к местному колориту. Алкоголь здесь не продавали даже украдкой, зато шедевры итальянской кухни, сдобренные лимоном – страстью бывшего хозяина, – стали для местной публики притчей во языцех. Так что найти в баре свободный столик, особенно во время обеда, было той ещё задачей даже для зрячего гостя. А учитывая размашистые жесты посетителей, тесноту проходов и скорость официанток, лавирующих с подносами среди голосов, – можно представить масштаб своего фиаско.
Пришлось гнездиться у барной стойки – в месте, где общение с мисс «я знаю, что тебе делать!» было также неизбежно как и похмелье после спикизи.
– Больше никаких прогулок в одиночку! Это ещё хорошо, что ты без глаза не остался… – холод жестяной креманки, бьющий в переносицу ломотой, вот-вот должен был перерасти в приятное онемение. Оставалось только немного потерпеть. Чем Майкл и занялся, хмуро, покорно, одной ноздрёй принюхиваясь к морозно-лимонному аромату джелато, тихо тающему в железном бокале. Мысль о том, что десерт, созданный во имя Мадонны (если верить повару), вот-вот бессовестно пропадет, Кёртису не понравилась, и потому, ловко нащупав десертную ложку в лотке неподалёку, он отправил часть исчезающего шедевра в рот. Горькая участь тут же дала сладкую слабину.
«Надо будет непременно признаться Чарли в любви. Жаль, он не умеет готовить обезболивающее от дотошных сестёр… И кому теперь нужен этот проклятый глаз, скажите на милость?»
– Эх, братец, подержать бы тебе эту штуку у носа подольше: я читала в «The Delineator», чёрные круги под глазами снова выходят из моды. Хотя на фоне рубашки всё не так уж и плохо. Просто мясник подустал после долгой смены… – чтобы щебет Джейн стал далёким и оттого особенно приятным, Майкл привычно отпускает слух пройтись по округе. Маленький мир бара всегда успокаивал его лучше колыбельных. Шелест газет, перезвон посуды, байки мистера Манчини, его же смех… Каких-то пять лет назад здесь даже звуки были иными, хоть Кёртис тогда и не придавал им ни малейшего значения. Гремел прокуренный хохот, тяжелые надутые пальцы, еле втиснутые в золотой массив колец, хлопали по столу и филейным частям официанток с особым оттягом. Они ели, не вынимая сигар изо рта, они пили как истерзанные жаждой буйволы на водопое, и отсчитывали купюры с той маслянистой небрежностью, за которую отец готов был убить любого, но как всегда был слишком добродушен, слишком неповоротлив и слишком пьян, чтобы претендовать хоть на что-то кроме законного места вышибалы у входной двери, отвесившей сегодня пощёчину его сыну. Выдыхая куда-то в сторону вернувшийся медный привкус, Кёртис осторожно