Коды жертв и убийц. Александр БубенниковЧитать онлайн книгу.
даже увидел женщину… Возможно, голограмму, фантомный образ… Только я эту женщину знаю… Это, удивительное дело, жена Дмитрия Александровича – вот, кто это…
– Я ее никогда не видел, только слышал о ней, но мне тоже показалось, что меня прикосновением разбудила какая-то женщина, точнее, образ женщины… Но я шелест платья ощутил, прикосновение, почему-то не холодное, не нейтральное, теплое. Понимаешь, Владик, теплое, а потом горячее. Я вздрогнул от прикосновения, понял, нужна помощь ему за стеной.
– А меня эта голограмма женщины, жены не тронула, разбудила взглядом, догадываясь, что я узнаю ее, и надо помогать ее мужу…
– И ты помчался первым, потому что сообразил, что у Дмитрия Александровича сердечный приступ? Ты ведь первым сообразил насчет сердечного приступа… а я шепот «нитро» перевел поначалу, как отравление нитратами… не алкоголем, а именно нитратами…
– …А у меня в голове от женского голографического присутствия звучала почему-то фраза «в доме повешенного не говорят…»
– …Не говорят о веревке?
– Нет, подсказка была другая: «В доме повешенного не говорят об инфаркте сердечном приступе». Я уже знал, что мне надо искать, какое конкретное лекарство у Дмитрия Александровича… Ведь у меня не было нитроглицерина – зачем он мне за ненадобностью?.. А дальше все ты видел сам… Если б он не подсказал, где находятся таблетки нитроглицерина, я бы сам полез в его пиджак без его подсказке… Жена-образ, голограмма жены подсказала: во внутреннем кармане пиджака мужа нитроглицерин…
Вот тогда-то во время давнишней их командировки в Махачкалу, Иван Николаевич узнал об увлечении Владика хиромантией. А научно-учебную программу они выполнили полностью: прочитали свои лекции для студентов, пригласив на них своего проректора, которому они запретили утруждать себя лекциями, только сократили время пребывание в Махачкале на один день. Разумеется, об эксцессе на спортивной базе – никому, ни слова, ни полслова. Только часто потом, сблизившись и подружившись, часто, путешествуя на купленной Иваном Николаевичем «Жигулях», обсуждали проблему «острова на линии жизни» правой ладони их проректора.
– Надо посоветовать этот остров на линии жизни профессора Дмитрия Александровича закрасить, а линию жизни на левой руке продлить, – сказал как-то Владик Ивану уже в новых временах после общения на тему геномов и нейронов с Цариным и Караевым.
– Закраска подействует?
– Возможно, просто эффект самовнушения, Иван, от этого эффект не менее значимый, чем заговор цыганки-гадальщицы, или те же аудио-матрицы гиганта мысли и отца волной геномной демократии Петра Петровича Караева…
Сказано это было, воистину, в новых временах, когда уже Дмитрий Александрович подал в добровольную отставку с поста проректора по учебной работе после того, как его под хмельком перехватила на лестнице из ректората вниз группа господ профессоров-оппонентов, возглавляемая одним деканом, тогдашним начальником Владика. Почему-то они с Владиком надолго заблокировали в памяти канал с «эффектом смерти и