Синдром Шишигина. Денис СорокотягинЧитать онлайн книгу.
7 января день рождения
Ему стукнет 56
Давайте поздравим
Мы ведь можем
Бродячая Гета
Я вышел из книжного магазина «Москва».
Купил «Мою жизнь» Коровина и «Категории композиции. Категории цвета» Кочергина.
Вышел, выдохнул, что детекторы на входе не запиликали.
Мне всегда кажется, что я вынес из «Москвы» больше, чем сейчас в моём пакете. Выбросил в урну чек – подтверждение, что не вор.
– Молодой человек, вы знаете, я ходила в садик вот здесь, через дорогу, в Гнездниковском. Мне девяносто один год, представляете? Я коренная москвичка в третьем поколении. Мама – девятнадцатый ребёнок в семье, папа польских кровей. Оба были безумно красивые. А в садике площадки не было, и где гулять, спрашивается, вот мы детьми с воспитательницей и нянечкой поднимались на лифте и гуляли на крыше. Я вообще шла в «Елисеевский» и не знала, что его закрыли. Ужас. Это ведь не магазин, а музей! А когда война началась, мне было десять. Я была в то время в лагере в Тарасовке. Знаете, там уже заранее подготовили такие рвы, в которых мы укрывались, когда бомбили. Потом нас всех собрали в грузовой машине, поставили рядами лавки, и мы поехали через всю Москву. Без родителей, сами. Привезли на Речной вокзал, посадили на паром, в самый трюм, представляете? Ехали шесть дней в этом самом трюме, причалили к станции… до сих пор помню название села – Великий Враг. Я сначала думала, что какая-то буква не дописана, а потом поняла, что это такое название. От этого Врага мы ещё шесть километров пешком. Наконец добрались до интерната. Нас подселили в избы. Мальчиков, девчат отдельно. Ходили в туалет туда, где раньше пасся скот. Вот так. А потом мой отец – поляк – приехал за мной. Он был рядом в командировке. Приехал и забрал меня. Мать заставила его меня забрать, так как ей с ребёнком в военное время можно было не работать, ну и так далее, легче с ребёнком, со мной то есть. Потом мама и отец развелись, и у мамы появился дядя Яша – еврей, как я его любила! Он меня водил в кафе гостиницы «Националь». Был весёлый такой, приветливый. А мама меня била часто. И всё время шептала: «поляк мой, поляк». Не могла забыть папу. Знаете, мой муж строил Останкинскую башню. У него орден Ленина за это дело. Я сейчас этот орден на себе ношу. Вот он. Когда советская власть начала терять позиции, а муж уже к тому времени умер, давно я уже без него, и я поняла, что этот орден – просто игрушка, побрякушка. Куда его теперь? И я его продала, и на эти деньги выручила себе дублёнку. Вот и говорю, что теперь его орден на себе ношу. Как же хорошо мы сейчас встретились и разговорились с вами. Этот разговор ни к чему не обязывает, правда? Я вот так вот и шляюсь вечерами. Я – бродячая старуха. Ха. Утром голова плохо работает, днём тоже не очень. Мозги не сразу включаются, всё-таки возраст, но к вечеру – как смазанный мотор, клянусь. Вируса не боюсь. Я ведь советская. Значит, отличная. Отличная от всех остальных. Всю жизнь со спортом, волейболистка. У меня был лучший бросок, вот так – и туда. А работала бухгалтером. Не помню даже, что закончила. Вроде техникум какой-то. Мать меня сразу отправила на работу, и я устроилась учётчицей в радиоинститут. Я сейчас по Тверской до Библиотеки Ленина, и там на автобус до Медведкова. Пошляюсь ещё чуть-чуть. Так хорошо знать, что придёшь к себе домой после прогулки – и никому ничего не должен. Никому.