Жара. Александр СамбрусЧитать онлайн книгу.
себя чувствуешь в какой-то степени, впечатление такое было, что это именно из-за нас они так некомфортно себя чувствуют у себя же дома…
Мадам Гобзалова завершила эту тираду и протянула мне крошечную вазочку с конфетами.
– Ну вот – нажаловалась. Представителей такой великой нации втоптала в грязь. Словно у нас самих никаких изъянов нет. В общем-то, это давняя болезнь собственного превосходства. Британцы, немцы, французы всегда ощущали себя особенными народами, отличающимися от остальных. В эту компанию итальянцы хотят прорваться, но не получается… Да, и о Париже вам хотела сказать: слишком красивый город, чтобы в нем жить. «Опасность» еще и в том, что эта ежедневная красота буквально впивается в поры и уже перестаешь ее чувствовать. Думаю, что в красивые города гораздо правильнее будет, по моему мнению, наезжать время от времени. Тогда эта красота будет оглушать снова и снова, и каждый раз будешь испытывать новый восторг. Вы какого мнения?
– Не знаю, мадам, я ведь еще не был.
– Побываете! Всему свое время. И в Париже однажды окажетесь. Ах, вот, – спохватилась мадам Гобзалова, – угощайтесь! Я хочу, чтобы вы попробовали эти изумительные конфеты: огромная засушенная слива – угорка называется, – пропитанная ликером и закатанная в шоколад! Местный специалитет. Нигде такого нет!
Мадам Гобзалова продолжила прерванную мысль:
– А тут… да тут все по-другому! Я уехала и нисколько не жалею. Масштабы, конечно, не те и контекст не тот, само собой разумеется, но все равно это большой город – со своей спецификой. Весьма своеобразный – с пунктуальностью тут не всегда в ладах, слово не всегда держат, ну и прочие детальки. Южный, знаете, расслабленный образ существования. И в этом, кстати, есть своя прелесть. Да и других прелестей куча – вот увидите! Одно только то, что вечером можно сесть на поезд и утром следующего дня – ты уже на Адриатике! Просто чудо! И вообще, тут все как-то по-средиземноморски устроено, мне это очень импонирует. А еще – государство тут либеральное, а ведь это много значит. Более того, совершенствуется на этом пути. Немаловажно и то, что язык понятен, – корчиться нет необходимости да и интегрироваться на все сто процентов неактуально. Но самое главное – тут душевно. В общем, чувствуешь себя как дома – и это было решающим для переезда. И потом… еще один дополнительный момент – тут никогда ничего не происходит… Вы знаете, это просто замечательно!
Мы улыбались друг другу и молчали, не знаю почему, но это было так здорово – улыбаться и молчать с мадам Гобзаловой. Меня даже нисколько не смутило вот это выскользнувшее из ее уст несоответствие: «мы прожили» и «я уехала» – просто интересно, что бы это могло значить? И потом, неужели французы такими бяками оказались, что нужно было спасаться от них чуть ли не бегством? Но сейчас я больше думал о другом: я скорее фантазировал, какое у мадам Гобзаловой могло быть первое обо мне впечатление. «У этого Макса живые серые глаза, волосы цвета темноватой соломы, лицо гладкое, без каких-либо следов особых страданий, – вот что, скорее всего, думала мадам Гобзалова, глядя на меня в эти первые секунды