Дни в Бирме. Глотнуть воздуха. Джордж ОруэллЧитать онлайн книгу.
ее за голень, на четвертый – под коленкой, на пятый – над коленкой. Так и повелось, что каждый вечер между ними разыгрывалось молчаливое противостояние: поминутно она отпихивала под столом его настырную руку, словно отгоняла вредного хорька.
Это было низменное, пакостное существование. Откровенно говоря, оно достигало таких степеней «пакости», о существовании которых Элизабет даже не помышляла. Но ничто не ввергало ее в такое уныние, вызывая ощущение падения на самое дно, как мамина студия. Миссис Лэкерстин относилась к тем людям, кто, едва лишившись прислуги, тут же опускается. Жизнь ее превратилась в сплошной кошмар между живописью и домашними делами, и ни там, ни там она не достигала успеха. Периодически она посещала «школу», где создавала унылые натюрморты под руководством мастера, учившего, что настоящая живопись начинается с грязных кистей; в остальное время она слонялась с неприкаянным видом по своей студии с заварными чайниками и сковородками. Окружающая обстановка не просто удручала Элизабет – ей виделся в этом оскал Сатаны. Мама жила в холодном, грязном хлеву, где по всему полу валялись книги и газеты, на ржавой газовой плите громоздились горы заросших жиром кастрюль, постель оставалась незастланной до вечера, и на каждом шагу можно было споткнуться об измазанную краской жестянку скипидара или заварной чайник с остывшим черным чаем. Стоило взять подушку со стула, и под ней могла оказаться тарелка с недоеденной яичницей. Всякий раз, переступая порог маминой студии, Элизабет восклицала:
– Ох, мама-мамочка, как так можно? Посмотри, во что превратилась комната! Это же просто кошмар!
– Комната, душечка? А что с ней? Не прибрана?
– Не прибрана! Мама, разве обязательно оставлять тарелку с овсянкой посреди постели? А эти кастрюли! Меня от них в дрожь бросает. Представь, если кто войдет!
Стоило миссис Лэкерстин услышать любой намек на то, чтобы засучить рукава, лицо ее вспыхивало нездешним светом.
– Милая, никто из моих подруг мне слова не скажет. Мы же богема, мы художницы. Ты не понимаешь, как мы без остатка поглощены нашей живописью. У тебя, видишь ли, нет художественной жилки, милая.
– Мне надо взять и вымыть эти кастрюли. Просто сил нет думать, что ты вот так живешь. Куда ты девала жестяную щетку?
– Щетку? Дай-ка подумать, я точно где-то видела ее. Ах, да! Вчера чистила ей палитру. Но это ничего, надо только хорошенько отмыть ее скипидаром.
Миссис Лэкерстин присела и продолжила мазать лист чертежной бумаги пастельным мелком, пока Элизабет трудилась.
– Какая ты молодец, милая. Такая практичная! Не представляю, от кого ты это унаследовала. Для меня искусство – это просто всё. Я чувствую, словно во мне волнуется огромное море и смывает все низменное и мелочное. Вчера в обед я ела с журнала, чтобы не тратить время на мытье посуды. Отличная идея! Нужна чистая тарелка – просто вырви страницу. И т. д. и т. п.
Элизабет ни с кем не дружила в Париже. Мамины подруги были такими же сумасбродками, а друзья – пожилыми