Близнецы святого Николая. В. И. Немирович-ДанченкоЧитать онлайн книгу.
и изумрудные рыбки. С ним они приставали к африканскому берегу, на котором стоят удивительные белые города с куполами и минаретами, похожими на высокие, тонкие и тоже белые свечки. А за этими городами лежит таинственная пустыня. Из нее приводят сюда на рынки черных людей, привозят бивни слонов на двугорбых и смирных верблюдах с такими кроткими глазами, каких Симоне в молодости не встречал ни у одной женщины.
Дети часами слушали старого нищего, не чувствуя устали и, когда он умолкал, они просили его: «а ну еще, еще!» И мало – помалу под влиянием его рассказов, массивные стены базилики исчезали, точно падали в пропасть, и безграничный, солнечный, чудный мир раскидывался за ними во все стороны с дивными дивами, с неодолимыми страхами.
В ранние осенние вечера тот же Симоне садился с ними на паперть собора. Было тепло и хорошо. Под лунным светом, весь преображенный белый Бари казался серебряною, полною светлых призраков, сказкой. Вот – вот дрогнет и унесет в царство вымысла и басни. Тихо и мечтательно светились белые плоские кровли. Густо на белые стены ложились синие тени. В глубине белых улиц было что – то задумчивое, манящее, нежное – нежное, точно по ним только что прошла сама Богородица. И Симоне рассказывал про такие же ночи далеко – далеко отсюда. Совсем другие небеса там. Такие голубые, прозрачные, и горят в них звезды крупные, яркие. С юга на север ложится по ним словно молочная дорога и идут по этой дороге крылатые ангелы, оберегая мир, порученный им. Под этими небесами стоят на тонких колоннах у тихих и прозрачных вод, будто обвешанные мраморными кружевами, дворцы. Прохлада и аромат больших невиданных «у нас» цветов, струится под их легкие своды. Оттуда раздается музыка. «И у нас в Италии много поют – но куда нам!» Струны там точно плачут и вздыхают и тихо – тихо про себя жалуются на что – то незнакомыми словами чистые женские голоса. А кругом – леса, где не бывало еще ноги человеческой, мрачные, дремучие, грозные. Оттуда по ночам ревет тигр, рыдают шакалы и, выходя из них, чуть – чуть мерещатся большие слоны. Затая дыхание, слушают дети и не знают, что кругом, сказка или действительность? Даже спрашивать не осмеливаются: как бы Симоне не смолк и не задумался. А, должно быть, хорошо там, в тех далеких странах, потому что старый суровый нищий, так злобно на других мальчишек стучащий костылем в мрамор широких соборных ступеней, нет – нет да и заплачет сам.
Близнецам св. Николая и невдомек было, что вовсе не о серых слонах и двугорбых верблюдах печалится Симоне. Ему жаль молодости, жаль волшебного царства юности, когда всякая действительность делается сказкой, и самая сказка теряет невероятность. И сидят, бывало, дети и слушают, пока вдали не покажется очередная бабушка.
– Эй… Бепи… Пепа… Бегите сюда. Полента[11] готова! Рыба отлично шипит и брызжется маслом со сковороды.
Бепи с Пепой не заставляли звать себя вторично.
Слоны – прекрасная вещь и, что говорить, мраморные кружевные дворцы тоже не последняя прелесть, но и хорошая «фриттура»[12] с мягкою постелью
Итальянизм: кукурузная каша, типа мамалыги.
Итальянизм: жареные мелкая рыба и морепродукты, предварительно обвалянные в муке.