Близнецы святого Николая. В. И. Немирович-ДанченкоЧитать онлайн книгу.
о римлянах… Каждый внес черточку – и все черточки ужились и сложились в лице барийской женщины хоть читай на нем длинную летопись завоеваний этого края…
Шум и гам в тесных улицах старого Бари – точно всё орет, поет и смеется нарочно, желая оглушить вас суетней и суматохой… Только вкрапленный в это месиво суровый нормандский замок[2] один молчит и хмурится, да таинственная и молитвенная базилика св. Николая всей своей каменной бездною говорит вам о вечности. Я бы сказал о небе, но небеса по этим трещинам раскинули такие голубые ленты – радостные и светлые, что и без собора вы не забудете светлых и прозрачных высей… Средневековое гнездо это с башнями и соборами обросло отовсюду новыми кварталами. Тут прямые и широкие, под прямыми углами пересекающиеся улицы, но тоже белые, тоже плоскокровельные, тоже сверкающие чем – то счастливым и ясным…
В их глубине то улыбнется вам морская лазурь, то цветы загородных садов… И вдруг идешь – идешь по ним и останавливаешься как вкопанный! Что это? Откуда принесло? И смотришь без конца, как сгорбившись под знакомыми сумами и котомками, в ободранных полушубках и расколовшихся картузах, запыленные, серые непременно «целым миром» прут наши… Как это Кострома и Рязань попали в белое Бари?
«Русские?» – спрашиваете вы… «Да, батюшка, св. Николаю поклониться…» и движется эта толпа, как и в других местах, по бездорожью, с своеобразной, стихийною силой… Лохматая, бородатая, рваная, если хотите унылая и голодная, но неодолимая в стремлении к раз намеченной цели… Чего только не делают с нею! Мы – Бог весть к чему держим консула в Бриндизи, а тут вся заботливость о нашем паломнике в руках у настоящих его ворогов, не то греков, не то левантинцев, обдирающих с него последнее[3]. Стонет и ноет от такой заботы о нем богомольная Калуга. Валят ее спать в грязные и чумные подвалы, гонят к ложным святыням, рвут с нее лохмотья… Кажется, и оставить нечего, а как нищий, бегущий чрез колючки, смотришь – то там, то сям бросает она лоскут за лоскутом – так что на белый свет изможденное тело у нее жалуется… Жалкий грош завязался – непременно тот же защитник приведет паломника к знакомой бабе и та под видом манны св. Николая продает ему простую воду…
Дорвутся до каменных плит собора и падают на них богомольцы, в неописуемо – благоговейном порыве, забывая всё – и усталь, и муку, и обиду. И чудится им, что царственные своды, покоющиеся на могучих колоннах, раздвигаются в бесконечность и иное, не это радостное и лазypное, а мистическое «неизреченное» небо раскрывает над ними таинственную глубину… А тут еще – нечто необычное. Вдруг в высоте заговорит и тысячами звуков наполнит всё орган и тает в благодарной молитве душа и мерещится наивному богомольцу: уж не подхватили ли его крылья серафимов в обетованный рай…
По обе стороны верхнего алтаря широкие каменные ступени падают в темень… Оттуда загадочные напевы. Затая дыхание, спускается очарованный паломник – и старый, нижний храм, настоящая
Общепринятое название замка, заложенного в начале XII в., – Норманно – Швабский, в обиходе – Швабский (Castello Svevo).
На рубеже XIX–XX вв. в Бари, среди прочих местных ловчил, наживавшихся на русских паломниках, обретался некий грек – униат Герман Ладиков, самозвано рекомендовавшийся архимандритом и совершавший по вкладам богомольцев молебны; русских паломников официально предуведомляли не пользоваться его услугами: «Православного духовенства при гробе св. Николая не существует: молебны и литургии служат латинские патеры и греко – униатский архимандрит – поминовение имен и записей родственников и знакомых делать не следует». См. Путеводитель по Святым местам Востока. СПб.: Императорское Православное Палестинское Общество, 1910. С. 109.