Третий лишний. Дина ЗолотаревскаяЧитать онлайн книгу.
к иностранной массовой культуре и началось широкое распространение западной моды.
Тоня решила для себя: «Буду в Москве до самого закрытия фестиваля. Хочу увидеть во время фестиваля как можно больше интересного. Еще думаю поговорить с немецкими юношами и девушками. Это меня сейчас необыкновенно сильно интересует».
У москвичей была огромная жажда что-нибудь рассказать гостям, а языков не знал почти никто.
Наши люди неожиданно обнаружили, что эти ужасные буржуи, оказывается, нормальные и даже милые люди. Тоня замечала, как пожилые женщины подходят пожать делегатам руки.
– Сыночки, дорогие, будьте счастливы! – говорили они.
Тоня с радостью видела, что в трамваях москвичи уступают делегатам места:
– Вы наши гости, садитесь, пожалуйста!
На улице к Тоне обратился пожилой мужчина и, узнав, что она немного говорит по-немецки, попросил ее передать стоящему рядом с ним немцу, секретарю комсомольской организации из Восточной Германии:
– Все наши люди хотят мира.
– Девушка, скажите ему это, пожалуйста, – настойчиво попросил он еще раз Тоню.
Она ответила:
– Секретарь комсомольской организации и так это знает.
Но мужчина не сдавался:
– Ничего, пусть услышит еще раз.
Все неформальные встречи и разговоры происходили по вечерам, когда делегаты уже были свободны от участия в официальных мероприятиях фестиваля.
Весь центр Москвы был заполнен людьми: по улицам и магистралям шли целые толпы, встречались на Красной и Пушкинской площадях, на площади Маяковского, на проспекте Маркса (сегодня Театральный проезд, Охотный Ряд и Моховая улица), у Моссовета… Встречи и разговоры шли всю ночь, до рассвета. Спорили о еще недавно запрещенных в Советском Союзе импрессионистах, о Микалоюсе Константинасе Чюрленисе, Эрнесте Хемингуэе и Эрихе Марии Ремарке, Сергее Есенине и Михаиле Зощенко. Происходили не столько споры, сколько первые попытки свободно высказывать свое мнение другим людям и отстаивать его.
Тоня по вечерам ходила гулять по Москве одна. В один из вечеров она пришла на Пушкинскую площадь. Девушка обратила внимание на то, что там люди окружили двух норвежцев, юношу и девушку в красных вязаных шапочках. Вместе с ними москвичи пели известные им песни: «Два сольди», «Санта-Лючия», «Джонни», а потом попросили их спеть норвежскую песню.
«Я тоже пела, тоже танцевала на площади, тоже разговаривала (конечно, с немцами), и даже кое-что переводила по просьбе соседей-собеседников, – вспоминала потом Тоня. – А ведь я пошла гулять совсем одна и вначале чувствовала себя немного неловко. Но скоро чувство одиночества исчезло. Я даже довольна тем, что была одна.
Я, как и другие москвичи, получала автографы.
«Ich liebe die UdSSR» (Я люблю СССР) – написал в мою записную книжку немец из Гамбурга.
У немца-скрипача я взяла его домашний адрес и серьезно думала писать ему после фестиваля».
«Очень,