Ради потехи. Юмористические шалости пера. Николай ЛейкинЧитать онлайн книгу.
в деревне, а о нашем местопребывании дадим знать телеграммами твоему жениху и твоему отцу.
– Но ведь это будет скандал на весь Петербург!
– Тем лучше. По поводу этого скандала твой жених и сам откажется от тебя.
– Теодор, я не успела проститься даже и с матерью, а ведь она добрая! Ты знаешь, ведь я поехала в Гостиный двор, а сама сюда… Лакей и карета и посейчас в Гостином дворе. Вразуми, научи, нельзя ли как-нибудь иначе…
Вместо ответа, молодой человек откинул у девушки вуаль, снял с нее шляпку, тальму и посадил ее на диван. Лицо ее было прелестно. Она сидела не шевелясь, как изваяние, и тихо шептала:
– Дай мне подумать, дай хоть пять минут подумать! Оставь меня! Отойди от меня!
– Изволь, – отвечал Теодор.
Он встал, подошел ко мне, роялю, открыл крышку, сел и начал перебирать пальцами по клавишам. О, я сейчас почувствовал, что это были умелые руки артиста! Он наигрывал какую-то собственную фантазию, через минуту эта фантазия перелилась в Мендельсона, послышались звуки его бессмертных «Lieder ohne Worte». Я просто плакал под перстами даровитого пьяниста, плакала и девушка. Душу шевелящие мотивы между тем лились и лились. Вдруг она встала, подошла к молодому человеку, наклонилась, обняла его и тихо шепнула:
– Теодор, я согласна!
Быстро перешел Мендельсон в Шопена, но она не дала ему продолжать…
Легкий обед, бутылка шампанского, поцелуи, сладкие речи, и через час они удалились, порешив «бежать».
Я недолго оставался в одиночестве. Скоро в кабинет ввалилась пьяная компания. Начался крик, шум, татары замелькали фалдами.
– Полдюжины тащи! Да смотри английского погреба, потому другой шипучкой я только лошадей пою! – кричал молодой тщедушный блондинчик с крупными бриллиантовыми запонками на сорочке и с тысячным перстнем на указательном пальце.
– А, и музыка есть! Чудесно! – восклицал, в свою очередь, толстый краснорожий бородач с такой цепью на брюхе, что она в состоянии была бы выдержать целую свору собак.
– Сеня! Покажи-ка свою науку; сваргань что-нибудь поеленистее с заборцем! Ну, дыши, неушто для Ивана-то Спиридоныча не хочешь? Ведь сегодня мы его мальчишник справляем! Накаливай! Накаливай! Что пальцы-то жалеть? – слышались со всех сторон возгласы.
– Сеня, не кобенься! А жарь, да и делу конец! А то тебя и поить не стоит! Потешь восемипудового калашниковского-то! – наставительно заметил блондин в бриллиантах, очевидно, виновник мальчишника. – Долой крышку! Хочу, чтобы струны были видны!
– Да не отпирается.
– Ломай! За все плачу!
Компания бросилась ко мне, запела «Дубинушку», налегла на крышку и оторвала ее.
Раздались оффенбаховские мотивы и быстро перешли в русскую «Феню». Кто-то стучал по моим басовым клавишам даже кулаком, изображая колокола. Я плакал и издавал дикие звуки. А между тем хлопали пробки шампанского, вино лилось рекой.
Вдруг зазвенела посуда. Стол был опрокинут. На шум вбежали татары.
– Плачу! За все