Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж. Александр ПрозоровЧитать онлайн книгу.
из Брдзова, молотобоец. Вчера, сменившись с поста, надавал тумаков десятнику Крошку.
– За что надавал?
– Он не один к нам пришел, с девушкой. А Крошк просто хотел провести с нею ночь! У нас ведь все равно и все общее!
– Все так. Все равны и все общее. Смерть!
Еще одна голова покатилась. Жаль парня. Гнусные тут правила – хотя порядок и дисциплина железные… как в каком-нибудь пятом классе, где мегера учительница без зазренья совести и оглядки на прокурора лупасит детишек линейкой. В таком классе – всё: и дисциплина, и успеваемость, и порядок… как в таборитском войске! Честь и хвала педагогу! Впрочем, при классно-урочной системе иначе-то и нельзя. Систему надо менять – не педагогов. Вот и здесь – система… «Отнять и поделить», возведенная в кратную степень. И ослушникам – смерть.
Вожников даже не вмешивался – знал, бесполезно. Не люди сидели сейчас рядом с ним – машины смерти!
Палача, правда, щадили – не всем он головы рубил, некоторых и вешали – тут же, на ближайшем дубу. И многих – вполне за дело: уснул на посту, не вовремя явился на построение, крестьян местных обидел. Но многих…
– Смерть!
Приговор объявлял некий пан Свободек, то ли бывший монах, то ли учитель – высокий мужчина лет тридцати пяти с холодно-красивым начисто бритым лицом и пылающим взглядом фанатика.
– Смерть!
– Смерть!
Утомился палач. Взмокла на могучих плечах рубаха. Насыщенный людской кровью меч устало вонзился в землю.
Вожников вздохнул: вообще-то, кат был храбрецом и дрался в первых рядах лихо. Однако же сражался всегда цепом – да так умело! Меч же держал для главного дела.
– Смерть!
Когда всех ослушников на сегодня, без всякой жалости и оглядки на заслуги, казнили, поднялся на ноги долговязый Прокоп Большой – Эйфелева башня с руками… нет, не Эйфелева – та уж слишком изящна, скорей – Тур Монпарнас – Прокоп такой же квадратный, мрачный и всегда не к месту. Вот как сейчас.
– О чашниках спросить хочу! О панах. Доколе мы их своеволие терпеть будем?
Воевода помрачнел, недобро покосившись единственным глазом, сейчас, на закате, вдруг вспыхнувшим красным, словно глаз упыря.
Хмыкнул, погладил бороду:
– Недолго, друг мой Прокоп. Недолго – верь!
«Тур Монпарнас» наклонил голову, словно упрямый, глухой к людскому слову, бык:
– Я-то верю. А вот народ наш… Глаза уже устали смотреть на этих ползучих гадов.
Прокоп покосился на раскинувшуюся чуть поодаль полянку, уставленную богатыми шатрами чешских рыцарей. С полянки доносились женские голоса и смех.
– Да, они не признают нашего учения, Прокоп, – поиграв желваками, негромко продолжил Жижка. – Но пока паны нам нужны. Хотя… эти покинут нас уже завтра, неужто ты думаешь, что мы возьмем их с собой на гору Табор? Нет! Конечно нет, не возьмем.
– Ох, друг мой Ян. Скорей бы уж нам до дому добраться.
Честно сказать, стиль жизни богемских дворян и бюргеров – вовсе не обязательно богатых