Шрам. Элис БродвейЧитать онлайн книгу.
что его отец рассказывал обо мне. Коннор пытался помочь моему отцу: это он скрыл его страшную метку.
Звук шагов разрывает нашу невидимую связь. Появляется человек в чёрном.
– Это не просто трогательная встреча со старыми друзьями. Для тебя есть дело… – говорит Минноу.
Глядя на опустошённого Обеля, Джек Минноу будто набирается жизненных сил. Он сияет во тьме – паразит, который питается страданием других.
Обель, почти не моргая, смотрит в пол. С каждым вздохом его тело будто теряет остатки сил. Даже в призрачном свете подземелья я вижу, как сияют от удовольствия глаза Минноу – он счастлив наблюдать унижение бывшего чернильщика.
– Он должен выглядеть прилично, – со змеиной улыбкой сообщает мне Минноу. – Вымой его и раскрась, обнови метки. Мне плевать, как ты это сделаешь. Просто выполняй приказ. У тебя три дня. – Я в замешательстве бросаю взгляд на Обеля и удивлённо смотрю на Минноу. Он злорадно ухмыляется. – Работай, чернильщица, покажи нам своё искусство.
Не добавив ни слова, Минноу уходит. Мел, заметно обескураженная, неотрывно смотрит вслед Минноу. Спустя всего несколько минут охранник приносит еду – хорошую, настоящую еду, не тюремную баланду.
– Я вернусь за тобой вечером, – произносит Мел.
Ей хочется сказать что-то ещё или даже остаться, однако она лишь качает головой и уходит. Охранник отпирает решётку, и я вхожу в камеру. Искренне надеюсь, что успею привести Обеля в порядок.
Но что ему предстоит, я даже не догадываюсь.
Я прошу принести горячую воду, чистые полотенца и маслá для кожи… и отмываю Обеля.
«Кожа. Как часто мне приходится заботиться о коже».
Я втирала душистое масло в папины ослабевшие руки, чтобы татуировки на его иссохшей, морщинистой коже не тускнели.
Помню, как Оскар коснулся моих пальцев в тот день, когда мы впервые встретились, как он сжал мою руку, повёл за собой, прочь от родившихся в музее вопросов. Мы пили кофе в маленькой кофейне с запотевшими окнами, говорили полунамёками, раздумывая, можно ли открыться друг другу.
«Хватит. Нельзя о нём думать».
Я помню первую метку, которую нарисовала под пристальным взглядом Обеля. Мне до сих пор приятно вспоминать, как пощёлкивал и жужжал аппарат, когда я левой рукой придерживала бледную кожу той женщины, а правой наносила чернилами рисунок – листик в память о младенце. Запретный знак в память о потерянной жизни. Обель закрыл глаза на правила. Сделал меня соучастницей. Вовлёк в паутину сопротивления в надежде, что я помогу ему сплести из разрозненных нитей нечто достойное.
Разбитая чашка порезала мне ладонь, в раковине с посудой – кровь…
Кожа Галл покрывается волдырями – девочка пыталась сделать себе татуировку золой и…
Карл сильной рукой тянет меня к себе, мы спорим, он стискивает моё плечо, а я оступаюсь и падаю…
Мама купает меня, ополаскивает нежную кожу. Пахнет лавандой…
Метки проявляются на мне сами собой, рассказывают мне мою же историю