Семья. Гектор ШульцЧитать онлайн книгу.
наливались кровью ссадины, оставленные ремнем. Мама не церемонилась и, когда воющий Матвей бросился к ней, схватила первое, что попалось под руку. Ремень отчима. Широкий, плотный, тяжелый. С большой металлической бляшкой. От этой бляшки кожа вспучивалась, потом краснела и чуть ли не лопалась. Но боль от обиды была сильней.
Я промолчала, когда пробежавший в свою комнату Матвей вытер об мою майку грязные руки и украдкой саданул кулаком в шею. Я промолчала, когда мама в очередной раз проходя мимо, задела меня бедром, словно меня не было. Я промолчала, когда отчим, не обращая внимания, включил телевизор и уселся в кресло слева от меня. Я промолчала, как и всегда. Стоит мне ответить, как приходит боль.
Мне разрешили покинуть угол только перед сном. Естественно, ни о каком ужине и речи не шло, да я и не хотела. Дождавшись, когда мама пойдет укладывать братьев, я быстро забежала в туалет и включила горячую воду. Стянула с себя майку, повернулась и, посмотрев в зеркало, скривилась. На спине отчетливо виднелись бурые, отливающие синевой полосы.
Вздохнув, я сначала застирала в холодной воде майку, а потом замочила её в тазу. Вытащила из стопки чистого белья, которое еще не успела убрать, новую майку и отложила её в сторону. Включила горячую воду и вымыла голову, изредка морщась от боли, когда горячая вода попадала на спину. И лишь после этого, обмотав голову полотенцем, позволила себе тихо поплакать.
Я долго не могла уснуть. Горела спина, гудела голова, болело сердце. Я слышала храп отчима и сопение мамы. Они спали, а я зависла во тьме, не чувствуя кровати. Была только боль. Тупая и ноющая.
Встав с кровати, я на цыпочках подошла к двери и осторожно её закрыла. Затем наощупь нашла выключатель ночника и включила его. Желтый свет больно резанул по глазам, но я резко вытерла слезы и села за стол. Выдвинула шкафчик, убрала фальшивое дно и вытащила тетрадку с ручкой.
Мысли бешеным потоком крутились в голове, а я пыталась связать их воедино. Боль, обида, ненависть, ярость… страх. Они просились наружу, просились вырваться из плена, и я отпустила их. Ручка забегала по бумаге и кривые буквы начали складываться в слова. Слова в предложения. Предложения в то, что я так отчаянно пыталась скрыть от самой себя.
Я посмотрела на лампу и мотнула головой. Катька была права. Надо писать. Писать обо всём, что со мной творится. Честно и правдиво. Не боясь, что кто-то найдет эту тетрадь и прочтет, что в ней написано. Сейчас мне было плевать. Я просто хотела хоть с кем-нибудь поделиться своей болью. И пусть это обычная тетрадка в темно-синей обложке.
Успокоившись, я глубоко вздохнула, сосчитала до десяти, разгладила лист и, наклонившись, написала.
«За что меня так ненавидят»?
Глава третья. Изменения.
В девяносто восьмом году по нам ударил дефолт. Поначалу мама и отчим хорохорились, пытались шутить и говорили друг другу, что справятся. Я как раз перешла в девятый класс, но их тревог еще не понимала. Вот Катьке и её семье было худо. Зарплату, которую задерживали на заводе, вообще перестали платить