Удержать небо. Лю ЦысиньЧитать онлайн книгу.
я не вел дневников. Но теперь я буду вести, потому что необходимо что-то оставить после себя. Время тоже позволяет любому лишиться всего, что имел. Я знаю. Я – не просто долгожитель. Тот человек, которым я стану через два века, наверняка будет совсем чужим. На самом деле, если хорошенько подумать, то, что я представлял себе сначала, очень сомнительно. Союз моего тела, памяти и сознания постоянно меняется. Я до расставания с Цзянь Цзянь, я до того как заплатил украденные деньги, я до разговора с директором, даже тот я, что был перед тем как напечатал «даже», – все они уже разные люди. И от осознания этого мне становится легче.
Но я должен что-то оставить после себя.
В темном небе за окном предрассветные звезды источают свой последний бледный свет. В городе, залитом ярким морем уличных фонарей, звезды кажутся тусклыми. Я могу просто сделать вид, будто не замечаю их. Однако они являются символом вечности. Нынче ночью я не имею понятия о том, сколько существует таких, как я, сколько людей насчитывается в новом поколении, отправляющемся в путешествие. Хорошо ли, плохо ли, но мы будем первым поколением, которое по-настоящему прикоснется к вечности.
Пылающие недра
Первая публикация под названием 地火 в «Science Fiction World», Чэнду, 2000 г.
Жизнь отца подошла к самому концу. Он даже дышал с большим трудом, тратя на каждый вздох больше усилий, чем мы – ворочая стокилограммовые стойки крепи в шахте. Лицо его сделалось совсем белым, глаза выпучились, а губы посинели от недостатка кислорода. Казалось, будто вокруг его шеи медленно затягивалась невидимая веревка, сводя все немудрящие надежды и мечты его тяжелой жизни к всепоглощающей жажде воздуха. Но легкие отца, как и у всех шахтеров с третьей стадией силикоза, представляли собой клубок пыльных черных кусков ретикулярных волокон, которые больше не могли передавать в кровоток кислород из вдыхаемого воздуха. Отец двадцать пять лет работал в шахте и все время понемногу вдыхал угольную пыль, собиравшуюся в эти сгустки, – крошечную часть того угля, что он добыл за свою жизнь.
Лю Синь стоял на коленях перед кроватью; его сердце разрывалось от этих тяжелых хрипов. Вдруг он уловил в хрипе какой-то иной отзвук и понял, что отец пытается говорить.
– Что, папа? Что ты хочешь сказать?
Взгляд отца уперся ему в лицо. Хрип со странным отзвуком прозвучал снова; на сей раз с бо́льшим усилием.
Лю Синь повторил свои вопросы, совсем уже срываясь на истерику.
Отец не попытался еще раз что-то сказать. Его надрывное дыхание сменилось тихим шелестом и почти сразу же прекратилось совсем. Мертвые глаза так же пристально смотрели на Лю Синя, будто требовали, чтобы он как угодно, но понял последние слова отца.
Лю Синь оцепенел. Он не видел, как мать по другую сторону кровати сползла на пол, лишившись чувств, не видел, как медсестра снимала носовые канюли, до последней секунды подававшие отцу живительный кислород. У него в мозгу гулким эхом отдавался все тот же невнятный хрип, каждый звук отпечатался в памяти, словно прорезанный