Зверь 44. Евгений РудашевскийЧитать онлайн книгу.
авиация. Артиллеристы удавились бы столько снарядов пускать на пристрелку.
Воронки встречались и помельче, и поглубже. В одну из глубоких ещё в холод побросали хануриков. Удобно. И не надо долбить мёрзлую землю. Без воронок и оврагов приходилось разогревать её кострами, иногда вовсе вскрывать взрывчаткой. В общем, хануриков побросали, но почему-то в навигаторе изначально не отметили. Их укрыло и спрятало снегом. Последний снег стаял недели две назад, мясорубка обнажилась, и к ней отправили поисковый отряд ближайшей похоронной команды, то есть нас с Сивым, Кирпичом и Фарой.
Ханурики здесь были чем-то средним между жабами и пузырями. Отчасти заплесневели, раздулись, покрылись желтоватой слизью и слиплись.
Поди посчитай, сколько их тут. И дна воронки не видать. Вот и «неопределённое число». К счастью, дно вскоре наметилось, и я прикинул, что мы управимся в две ходки.
Плесень меня не удивила – она изредка прорастала на промёрзших мясорубках, – а вот отсутствие меток «свой-чужой» показалось странным. Ни одной метки! И жетона ни одного! Фара аж вспотел от негодования, пока обшаривал хануриков. У них даже кармашков под жетоны не обнаружилось. Подобные мясорубки мы обычно обходили стороной, но Сухой сказал, что тут все ханурики наши, значит, забрать предстояло всех.
Мы с Кирпичом растерянно переглядывались, Сивый, поправляя маску, хмурился, а Фара не отползал от разложенных у телеги хануриков. Выворачивал карманы, прощупывал брючины, перочинным ножиком вспарывал вороты и наконец издал радостный крик:
– Нашёл!
Фара повозился, расстёгивая ватники и лёгкие куртки, неаккуратно подбитые чем-то вроде тонкого войлока, и убедился, что у хануриков из воронки взамен жетона был обыкновенный партак: на груди у каждого нашлись наколотые личный номер и группа крови. Мелкие цифры и так едва читались, а тут ещё кожа расползалась от малейшего прикосновения. Фара в любом случае не собирался заносить их в букварь.
– Зэки, – сказал Сивый.
– Ого, – выдохнул Кирпич.
Я слышал, что раньше зэков записывали в штурмовые отряды, но сам таких не видел. Им на фронте один день срока засчитывали за семь или девять, и многие шли добровольно. Из колонии – прямиком на фронт. Хорошо ведь: загремел на пятнадцать лет, а тут годика два побегай, постреляй – и на свободу. Или в воронку. Да, скорее, в воронку. Думаю, их особо не жалели. И семьям зэков не светило пособие, полагавшееся за смерть обычного бойца. Тогда заодно ужесточили законы, чтобы всяких недовольных сплавить в колонию, а следом со всем их недовольством привести к присяге. Уж не знаю, правда это или нет, но звучит хитроумно.
Мы вчетвером замерли и уставились на собранных нами зэков, словно увидели нечто невероятное.
– Ну хануры и хануры, – сказал я. – Чего встали?
Кирпич и Сивый взялись за грабли и подцепили из воронки следующего зэка. Фара нашёл у него в кармане ложку с нацарапанными именем и личным номером. Ханурик будто предчувствовал, что сгниёт в общей куче,