Правила вежливости. Амор ТоулзЧитать онлайн книгу.
как это делали бы, наверно, ее родители. Стало ли ей лучше? Сегодня она, похоже, ела с большим аппетитом, чем обычно… И щеки у нее, пожалуй, уже не такие бледные… И нога, похоже, чуть меньше болит… Самоутешение, конечно; но эти успокоительные фразы падали на душу с умиротворяющим стуком, точно капли дождя на спасительную крышу навеса.
Но на седьмой вечер после выписки из больницы, когда я собралась уходить, как всегда уложив Ив, подоткнув одеяло и поцеловав ее, она вдруг меня остановила.
– Кейти, – сказала она, – ты знаешь, как я тебя люблю и буду любить до судного дня.
Я присела рядом с ней на кровать.
– Это взаимное чувство.
– Я знаю, – кивнула она.
Я ласково стиснула ее пальцы, и она ответила тем же. А потом сказала:
– Знаешь, будет лучше, если ты на некоторое время перестанешь к нам приходить.
– Хорошо.
– Ты ведь все понимаешь, не так ли?
– Да, конечно, – сказала я.
Потому что я действительно все понимала. Ну, по крайней мере, если и не все, то достаточно многое.
Речь шла уже не о том, кто первым сказал: «Чур, мой!», или кто с кем рядом сел в кино. Правила игры изменились; точнее, игра перестала быть игрой. Теперь самое главное было пережить эту ночь, а пережить одну такую ночь зачастую бывает гораздо трудней, чем кажется, хотя каждый, конечно, переживает ее по-своему.
Когда мое такси остановилось на Сентрал-Парк-Вест, снег с дождем успел смениться секущим ледяным дождем. Пит, ночной швейцар, уже встречал меня, стоя у края тротуара с большим зонтом. Он заплатил таксисту два доллара за однодолларовую поездку и, укрывая меня зонтом, довел до подъезда, хотя там и было-то всего шагов пять. Дежурил Гамильтон, самый молодой из лифтеров. Из Ланты[52], штат Джорджия, он привез с собой в Нью-Йорк вкус плантаторских правил вежливости, что в будущем могло либо помочь ему сильно продвинуться, либо привести к беде.
– Вы путешествовали, мисс Кэтрин? – спросил он, как только мы поехали вверх.
– Только до продуктового магазина, Гамильтон.
Желая, видимо, показать, что он-то знает, как было на самом деле, Гамильтон понимающе усмехнулся, и это вышло у него так мило, что мне не захотелось развеивать его иллюзии.
– Передайте мои наилучшие пожелания мисс Ивлин и масса Тинка, – сказал он, когда лифт стал притормаживать и остановился прямо перед частным вестибюлем.
Это был поистине идеальный пример возрожденной греческой элегантности – паркетный пол, белые карнизы и плинтусы, на стенах натюрморты предшественников импрессионизма. Тинкер ждал меня прямо там, чуть в стороне от выхода из лифта; он неподвижно сидел в кресле, сложив на коленях руки и низко опустив голову, и выглядел так, словно вернулся в приемный покой неотложной хирургии. Впрочем, когда я вышла из кабины лифта, он заметно оживился; казалось, он искренне опасался, что я вообще не приеду.
Он бросился ко мне, стиснул обе моих
Атланта.