Камень среди камней. Жан-Лоран СолитьюЧитать онлайн книгу.
этого ненавидимого мною мира, и никуда я не мог от него деться: я презирал его и в то же время меня неотвратимо тянуло к нему. Я пытался подумать об Элли, но в голову лез лишь бред и негативные мысли – меня поцеловал дементор, и всем телом я ощущал, как меня пронизывал холод и безрадостные минуты, растянутые в целую невыносимую вечность. Её лицо преобразилось в такое неродное, далёкое и стало для меня тем, что видят те, кто платил ей за столь же прекрасную её часть, с которой я не мог смириться. Я хотел рыдать – я потерял в памяти её изображения, доступные лишь мне одному: как она спит, как ест, как смеётся, как слушает меня, как прекрасно выглядит, когда смывает макияж перед сном, становясь совсем иной, такой милой и незащищённой, такой обаятельной и мягкой, словно бы она была сладенькой воздушной булочкой; как целует и смотрит на меня с любовью, в которую я верил настолько, что даже континенты, космические годы и целые вселенные не смогли бы разрушить мою веру в то, что я ею любим.
С горем пополам дело «мистической формы» решилось без скандалов и драк. Заполучив желанное, козёл удалился делать свои козлиные дела. Десерт уже рассасывался под языком, и постепенно я почувствовал беззаботное ничто, отпуская эту рядовую ситуацию. С коллегой у нас состоялся диалог:
– Вот бы уехать далеко-далеко…
– Да, куда-нибудь в горы, и чтобы рядом было море.
– И никого не знать, никого не видеть. Забыть всё, и себя в том числе. Не знать ни радости, ни горя, а лишь покой.
– И никогда больше не работать.
– Угу. И ничего не чувствовать… Ничего… Никогда.
Перед глазами вертелись видения, болью пронизывающие моё сердце, смешанные с приятно дурманящей, обезболивающей нежностью, которой была переполнена моя душа, начинавшая оттаивать от вечной мерзлоты, окатившей её.
После работы я всё же решил выпить пива. Во время смены кончилась электронная сигарета, и я решил, что брошу курить, продержавшись два часа. Купил новую – невкусную.
В баре никого не было, кроме меня и моего лучшего друга Георга, работавшего там барменом. Он был славный человек тонкой душевной организации, у которого не было врагов, а если такие и были, то лишь потому, что они идиоты. Я считал его Буддой или Иисусом – никак не меньше. В его присутствии я чувствовал себя спокойно. Это был второй и последний человек, которого я искренне любил. Он понимал меня всегда и принимал таким, какой я есть. Он был натуральным Человеком, искренним и естественным – буквально нереальным. Друга любить было легче, чем любимую женщину: я никогда, даже в самый тёмный час, в самый мерзкий приступ, не считал его ни мёртвым, ни далёким, ни каким-то иным, то есть неприятным мне. Его фигура была всегда статична в моей психически-эмоциональной системе, и моё состояние никак его не затрагивало. Единственное, что с ним происходило, – так это забвение, не щадящее никого в моменты, когда мне было дерьмово. Мне было хорошо в баре, где никто меня не трогал, и всё же это был не мой мир.
Мы выбрали