Чёрная Тишина. Макс АрхандеевЧитать онлайн книгу.
крови и думаю: “А чем чёрт не шутит?” Меня поймают – на плаху, а её… Как только рот откроет, что волка ростом с человека видела, в палатах закроют или нашим отдадут – память стирать. Глядишь дознаватель не сильно злой попадётся или подмажем ему чем, а он глаза и прикроет немного. Мы же защищались. Пусть не от смерти, но от жизни что хуже смерти.
Смотрю в её глаза. Голодный, хоть сейчас мертвяку в живот вгрызайся. А она тоже смотрит на меня своими глазами. Зелёными‑зелёными. Лицо всё заплаканное. Но смотрит так, что аж дух захватывает. А взгляд её так и говорит, мол, ты мне помог, и я тебя выручу.
И тут я, дубина стоеросовая, пасть открываю и спрашиваю:
– Тебя как зовут?
Она как влепит мне пощёчину. У меня аж яйца сжались. Ну я молча схватил мертвяков и потащил в лес.
Глава 2
Что есть сил сжимаю челюсти от боли, но едва царапаю свиную голень, оставшуюся от своего обеда. Обычно я бы такую легко раскусил пополам, но не сейчас… Святая вода жжёт кожу, как кислота. Только не разъедает её и следов никаких не оставляет, а само естество моё волшебное жжёт.
Вероника старается как можно быстрее, но из‑за того, что воды осталось совсем немного, вынуждена разбрызгивать на меня остатки из последней освященной полторашки.
Сама‑то она уже обмылась и смыла все запахи. Кровью от неё точно не пахнет, а вот мной… Говорят к своему запаху привыкаешь и не замечаешь его, а я вот чую от неё свой запах. Такое долго выветривается. Слышно еле‑еле и то потому, что запах мне знаком. Если среди дознавателей не будет никого с таким же острым нюхом, то её со мной никак не свяжут.
Когда она заканчивает, у меня уж и сил почти не остаётся. Руки ватные. Голова как свинцом налилась. Тело болит и крутит, как тогда под Свердловском. Чуть не помер тогда от язвы какой‑то. Говорят, был бы человеком как пить дать сразу пристрелили бы. Чтобы не мучился. С тех пор служивых не переношу.
Вероника полотенце протягивает. На полотенце её запах. Говорю, чтобы не трогала меня больше, что уезжать ей надо. Я ей помог, и она мне помогла. Она задумывается, но говорит, что племяша не может бросить. Говорит, что нету у мальца больше никого и не может она его оставить.
Я тужусь придумать хоть что‑то. Думать – это людское, а у меня с людским всё хуже и хуже. Привык зверем быть и проблемы все решать по‑простому, по‑звериному. Силой всё. Клыками. А тут вопрос вон какой – деликатный.
Вероника легко всё перенесла и приняла. Вопросов лишних не задавала. Так, словно если и не знала про волшебный мир, то сердцем в него верила. Если б не малец, за которого она в ответе, я бы, может, и рискнул поискать с ней дальше. Счастья поискать.
Зря. Зря втянул её во всё это. Жила бы себе спокойно. Растила ребёнка. Глядишь, и своим бы обзавелась. Не её это. Я из другого мира и помочь ей ничем не могу. И если продолжу помогать, она только сильнее во всём этом увязнет. А вся эта волшебная дрянь ещё приставучей запаха мертвечины. Никакая святая вода не поможет. Ступишь одной ногой и уже не выбраться. А оно только сильнее тебя тянет. Тянет‑тянет.