Великан. Джавид АлакбарлиЧитать онлайн книгу.
устного творчества, которая лежит в основе любой национальной культуры. Она составляла суть творчества сказителей, в котором день сегодняшний гармонично переплетался с далёким прошлым. И она всегда отражала в себе тот заветный посыл как традиций, так и дня сегодняшнего. И всё это, как бесценный национальный архетип, надо было обязательно донести до будущих поколений. Себя он считал всего лишь звеном той цепи, что связывает воедино поэтическую память его народа.
Он писал свои стихи не по-арабски, не по-персидски, а по-турецки. Но это был совсем не тот турецкий язык, который он впитывал в себя с самого детства. Это был язык обновлённый и обогащённый в его поэтической мастерской. Уже потом, будучи отлучённым от своего родного языка, он яростно, с невиданной решимостью и огромной энергией будет исполнять своё пред назначение и создавать тот язык, который в конечном итоге и станет современным турецким языком.
Ему не раз говорили о том, что он поэт от бога. И весь был пронизан той огромной ответственностью за судьбу своего родного языка, которая присуща лишь избранным. Тем, кого сам Всевышний назначает хранителем слова.
Ему не довелось увидеть всё то, что он создал за все эти годы своего упорного труда, уже изданным на турецком языке. Так уж сложилось. Многое было утеряно. Уничтожено порой им самим, чтобы это не попа ло в руки полиции и не стало очередным поводом для новых обвинений в его адрес. Однако и того, что было когда-то напечатано или создано им после тюрьмы, вполне хватало на то, чтобы стать солидным многотомником.
После того как его не стало, такое собрание его сочинений всё же выпустили. Не в Турции, но на турецком языке. Турецкая диаспора в Болгарии, когда-то бывшей в составе Османской империи, получила великолепный подарок. Но никто и никогда не смог бы ввезти в Турцию эти книги. Это каралось законом. Тем самым знаменитым законом, что носил его имя.
Над ним порой посмеивались, когда он говорил о том, что в каком-то стихе или в пьесе отражён он сам. Думали, что это всего лишь публицистический приём, позволяющий ему вслед за многими писателями отождествлять себя со своими героями. Но это не было ни приёмом, ни тем скрытым кокетством, что присуще всем поэтам. Его реальной жизнью было именно то, что он писал. А события его обыденной жизни были всего лишь фоном для его творчества.
Мечты и реалии
Как-то в Париже один из его друзей поведал ему о том, что в Европе самой большой популярностью пользуется весьма необычный анекдот о нём. Одновременно и смешной, и страшный.
– Говорят, что как-то у министра обороны Турции спросили о том, что бы он сделал, если бы вдруг перед ним оказался самый великий поэт его страны?
– Сначала я бы убил его за то, что он коммунист. А потом сидел бы и всю ночь напролёт горевал бы о том, что умер мой любимый поэт.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив