Медвежье молоко. Елена ЕршоваЧитать онлайн книгу.
окна, где между плохо сдвинутых штор пробивался свет уличного фонаря. – Придет беленький волчок и ухватит…
«Почему беленький, когда волк – серенький?» – хотел спросить Герман.
И забывал.
Ему снился лес – густой, непролазный, над которым висела покрытая запекшейся кровью луна. При виде нее замирало дыхание и сладко ныло в груди, и мальчик просыпался заплаканным и мокрым.
Еще Белый больно кусался – до крови. Зубы у маленького Германа были крепкими, здоровыми и очень острыми. Такими же острыми, как нюх.
Уже в пять лет он мог учуять с улицы, что готовилось на детдомовской кухне.
Она знал, как пахнет свежее, в белых прожилках, мясо, и отличал свинину от курицы. Он чуял, насколько свежие привозили картошку, морковь или капусту с многочисленных фермерских огородов – овощи, как правило, были перезрелые, скользкие и малосъедобные, пусть повара и проявляли чудеса смекалки, добавляя их в те или иные блюда. Капусту сироты ели до самой весны, добавленную в пироги, запеканку, супы и котлеты.
К восьми годам Белый дорос до титула детдомовского психа, с которым общались только на кухне: старшие сироты приносили ему тарелки, требуя сказать, есть ли в котлетах капуста и лук. За это Белый брал небольшие подношения в виде конфет или маленьких резиновых зверей. Зверям Герман отрывал головы и в этом видел особый акт мщения каждому обидчику, а конфеты прятал под матрас, потому что Вера Ивановна утверждала, будто из сладостей вылезают мышки и прогрызают в зубах дыры. Она же и научила прятать истерзанные игрушки.
Найдя тигра с рваной бахромой на шее, она долго смотрела на него, а потом сказала:
– Волчок все-таки пришел. Теперь, Герочка, ночами нужно закрывать шторы.
Ему на миг показалось, будто вокруг фигуры воспитательницы пульсирует странное свечение, но то моргнула и окончательно погасла потолочная лампа. И с той поры окна Белый действительно не открывал.
В десять лет он узнал, каково на вкус сырое мясо.
Потрогав марлевые шарики в ноздрях и убедившись, что они на месте, Белый глубоко вдохнул ртом. Воздух отрезвлял, но вместе с тем приходило понимание: прошлое не вернется, а мертвые не воскреснут, как не воскреснет девочка с набитым рябиной ртом.
– Не заводится? Позвольте, помогу.
Он взялся за дверную ручку «Логана», и в стекле отражение альбиноса наслоилось на испуганное лицо женщины. Дверь оказалась заблокирована.
– Так вы хотите, чтобы вам помогли, Оксана? Хотите найти дочь живой?
Он старался говорить доверительно, хотя знал, что его плохо слышно по ту сторону двери. Щеки женщины лихорадочно пунцовели, ногти с испорченным маникюром нерешительно постукивали по кнопке блокировки. Матери пропавших детей – они все такие. Полые внутри, будто елочные игрушки. Их истончает горе и страх – коктейль, который Белый чуял даже сквозь марлевые шарики. Тронь – разлетятся на осколки, да еще заденут тех, кто поблизости.
А еще они имеют хороший нюх на зверей.
Те, кто чувствует зверя,