Все люди – братья?!. Александр ОльшанскийЧитать онлайн книгу.
над тем, что я по рождению и по паспорту украинец. В Изюме говорили или на русском языке, или на суржике, который основывался все-таки на русском синтаксисе. Люди, которые на бытовом уровне говорили на украинском языке, у нас считались большой редкостью, их называли «щирыми украинцами».
Изюм изначально был русским городом, как, впрочем, вся Слободская Украина считалась территорией Московского государства. У меня даже есть в архиве копия одного документа, в котором говорится, что в темнице содержатся два черкаса – так когда-то в Изюме называли жителей будущей Украины.
В годы моей юности, конечно же, были в ходу слова «хохлы» и «кацапы». Но без враждебного наполнения, которое характерно для них в конце XX и в начале XXI века. В моем понимании «украинец» был, безусловно, «щирым украинцем».
…Делегировали меня от института в оргкомитет Клуба творческих вузов Москвы. Хорошая задумка. Предполагалось, что мы будем ездить друг к другу в гости, проводить совместные мероприятия, знакомиться с творчеством своих сверстников. Было бы здорово преодолеть разобщенность и незнакомство, расти всем молодым музам единым поколением.
Членов оргкомитета пригласила к себе секретарь ЦК комсомола Марина Журавлева – очень красивая и умная молодая женщина. Она обещала нам всяческую помощь и содействие. Не знаю, имелся ли второй, истинный план, поскольку затевался Клуб творческих вузов на фоне истерических хрущевских поучений творческой интеллигенции. Но нас это не волновало. Собирались мы в горкоме комсомола, спорили, фонтанировали эмоциональными идеями. В оргкомитете преобладали актеры – запомнились лица, если ошибаюсь, то не назову фамилии, двух будущих исполнителей ролей в кинофильме «Я шагаю по Москве» и, конечно, шумный и громкий Геннадий Ялович.
Клуб творческих вузов решили открыть в гостинице «Юность». Мне поручили организовать и провести литературный вечер в малом зале гостиницы. Поручили пригласить на открытие знаменитых писателей.
В те времена гремели мемуары И. Эренбурга «Люди. Годы. Жизнь», печатавшиеся в «Новом мире». Нашел адрес знаменитости в писательском справочнике и самонадеянно пошел приглашать на вечер. Эренбург жил недалеко от института, на улице Горького. Поднялся, кажется, на четвертый этаж, нажал на звонок. Вышла, судя по наряду, домработница.
– Илья Григорьевич не может принять приглашение, – ответила она.
Меня поразило, что она, не сообщив писателю суть приглашения, решила всё за него. Я стал настаивать, чтобы она сообщила Эренбургу: в гостинице «Юность» соберется цвет творческой молодежи столицы. Разве ему не интересно встретиться с будущими писателями и деятелями искусства? Домработница вполуха выслушала меня и скрылась за дверью.
Спустя годы я узнал подоплеку такого отношения Эренбурга к Литинституту. На следующий год, то есть в 1963 году, как свидетельствует мой однокурсник Валентин Сафонов, Эренбург сказал каким-то неизвестным мне однокашникам буквально следующее: «Горький, который в течение всей своей жизни очень многое делал для развития пролетарской