Под крики сов. Дженет ФреймЧитать онлайн книгу.
между ртом и глазами, и улыбается богу или дьяволу, который готов подать ей сигнал, подняв руку или расширив глаза, сигнал столь же скрытный, как вопль
и голова корчащегося крокодила оторвана, ее волокут через дверь в конец комнаты,
и дверь распахивается, как две ладони, которые показывают,
Cela m’est égal, cеlа m’est égal [5].
Корчащуюся голову вносят внутрь, и ожидающие женщины слышат шарканье шагов, голос, два голоса, вопль души, застигнутой врасплох воронкой тьмы. Потом тишина. Пока дверь вновь безразлично не распахнется, обнажая свои деревянные руки и зерна сердца, жизни и судьбы.
Cela m’est égal, cela m’est égal, говорит она, словно о беззаботном вздохе или какой-то банальности, а на колесной кушетке лежит то, что осталось от головы крокодила, у которой морда синяя, как лицо у Тоби с черной дудочкой, похожей свисток, застрявший во рту.
И глаза открыты в торжестве внушенной слепоты.
Голова стонет и корчится, и ее поспешно, будто она уже умерла, заслоняют розами от тела корчащегося крокодила, и указательный палец розового цветка закрывает и приглаживает ее веки, нежно, как обращаются с умершими, которых нельзя обижать; и дудочку вынимают изо рта, словно, пролежи она там дольше, могла бы заманчиво сыграть мелодию слепоты.
И снова крокодил разрублен, то же шествие к двери, та же тишина,
Cela m’est égal.
И вот Дафна проходит мимо рядов женщин, лежащих мертвыми, каждая с дудочкой или свистком во рту, или быстро вынутыми на случай, если музыка заставит застыть, как в сказке.
Двери. То же равнодушие.
И бог или дьявол слева, в изголовье кушетки, которая парит, изменчивая, будто тень, отброшенная из другой реальности невидимым шаром света. Доктор двигается осторожно, на цыпочках, словно лавирует между шпагами. Он что-то бережет. Сперва кажется, что свою жизнь. А на самом деле – машину, кремовую, с изогнутым телом и светящимися глазами, один красный и зловещий, другой черный, способный погасить импульс. Доктор стоит и легонько, едва касается рукой своего сокровища; тогда Дафна понимает, что он не смеет оторвать руки от чувственного тела красноглазой машины, которую держат на привязи на случай побега, подобно тому как влюбленный связывает предмет своей любви узами привычки, обстоятельств, комфорта, времени, черными электрическими шнурами, целой сетью проводов, сливающихся в одно целое, которое управляется переключателем и движением руки врача.
– Включи, любовь моя, – скажет он, – потянись к выключателю и нежной рукой погладь красный светящийся глаз.
Он смотрит на Дафну, как будто она помешала его удовольствию, или как будто он хочет с ней поговорить, а затем стереть из ее сознания восторг, который он испытывает благодаря своей прекрасной машине.
– Забирайся на кушетку, Дафна.
Она взбирается на подвешенную тень горы и видит на ее вершине золотую впадину, точно подходящую Дафне по размеру. Как мастерски сделана впадина, высеченная каждым годом ее жизни, превращенным в дождь и северный ветер, или южный, приносящий снег.
– Ложись,
Мне все равно, мне все равно (