Родительская интуиция. Нейронаука о том, как нас меняет родительство. Челси КонабойЧитать онлайн книгу.
рождения моего старшего сына Хартли меня охватили радость и трепет. Однако я не чувствовала ни толики врожденной уверенности, определенности и ясности в своих мыслях и действиях. Наоборот, я ощущала некое бурление, безостановочный непривычный поток. Каждый из нас, кто прошел через опыт деторождения, ошеломленно осознавал, что карта, которая должна была провести нас по незнакомым землям, едва ли соответствует той местности, на которой мы оказались. Там, где ожидали увидеть сушу, мы обнаружили воду и заблудились.
За первые недели и месяцы в роли матери тревога в моей голове превратилась в своеобразную неискоренимую помеху, она всегда была там. С тревогой пришло чувство вины. А с чувством вины – одиночество. Я не ощущала себя родителем, которого заслуживал мой сын, не ощущала себя матерью, которая по наитию[4] заботится о ребенке, хотя именно это все вокруг мне предрекали. Масштабы моей жизни съежились до кресла, в котором я кормила сына, и комнаты, где его переносная люлька стояла подле нашей кровати. Раз даже это было для меня слишком, значит, я потерпела фиаско.
Отнюдь не так я представляла материнство. Не как всепоглощающее состояние, не как идущее вслед за радостью опустошение. Близкие друзья с маленькими детьми уверяли, что первые месяцы действительно трудны, но станет легче, когда ребенок начнет дольше спать ночью. Однако они не упоминали об этом чувстве, которому я не могу дать точного названия, – своего рода отстраненности. Я не упоминала о нем тоже.
Даже когда прошло несколько месяцев и тревога начала понемногу угасать, оставалось ощущение, будто я оказалась в новой, сбивающей с толку реальности, где все на несколько градусов смещено от центра. Это в некотором смысле будоражило. Я осознала, что обладаю некой силой, о которой не знала раньше. Я могла стоять перед зеркалом с сыном на руках, испытывая благоговейный трепет при виде двух этих тел, осознавая, что мне удалось сотворить. А порой, стоя в очереди в продуктовом магазине позади матери с младенцем в тележке или заметив женщину, идущую на работу с такой же уродливой сумкой для молокоотсоса, как у меня, я спрашивала себя: чувствуют ли они то же самое? Знакома ли им эта повторяющаяся мелодия абсурда, все громче звучащая в голове и начинающаяся всякий раз со слов «что, если?» (Что, если этот насморк – предвестник пневмонии? Что, если я упаду, когда буду спускаться по лестнице с ним на руках? Что, если однажды он проглотит эту смертельно опасную капсулу для стирки?) Приходилось ли им безудержно рыдать, читая о том, как в Средиземном море опрокинулась лодка с беженцами, или о последнем случае стрельбы в школе, или о преступлении на почве ненависти? Теперь это не просто трагические новости, а сообщения, которые где-то на подсознании заставляют переживать за чужих детей. Знакомо ли им необъяснимое противоречие между порывом выбежать из душа, чтобы успокоить плачущего за стеной
«Это происходит по наитию». В классической сказке Э. Б. Уайт The Trumpet of the Swan мама-лебедь говорит своему супругу, начиная строить гнездо: «Работы немало, но, в сущности, это приятная работа».